 О субординации и конспирации в армянской разведке
Вплоть
до конца 1720-х гг. восставшее армянство со дня на день ожидало начала
наступления русской армии и еe соединения с армянскими войсками,
сконцентрированными в Арцахе и Сюнике. В этот период разведчики-армяне
наподобие вышеупомянутого Апеля работали по заданию русского
командования лишь «по совместительству», исходя из интересов армянского
освободительного движения и параллельнo выполняя поручения его
руководителей. Так же поступали и командиры первых армянских отрядов,
сформированных и вошедших в состав русского прикаспийского военного
контингента на добровольной основе. Знаменательно, что один из этих
отрядов весьма характерно назывался «разведывательным». Первый командир
Армянского эскадрона Петрос ди Саргис Гиланенц, отправил свой журнал
разведсводок, записанных от 20 февраля 1722 г. по 21 августа 1723 г.,
как Минасу Тиграняну - на армянском языке, так и после перевода на
русский - бригадиру В. Я. Левашову, командующему русским войском в
Гиляне. Однако своим непосредственным начальником Гиланенц считал именно
Минаса вардапета («Вы отправили нас сюда...
В настоящее время, Вы - наш начальник...»). В то же время он намекал,
что и над Минасом есть армянское начальство: «Говорят, что начальники
наши писали Вашей милости и [астраханскому] губернатору Артемию
Петровичу - поскорее воротить назад Айваза». В данном случае под «нашими
начальниками» подразумевались, несомненно, гандзасарский католикос Есаи
Гасан-Джалалян и высшее военное командование Армянского войска в Арцахе
и Сюнике.
В этой связи важно также заметить, что выработанные
годами подпольной работы принципы конспирации, субординации и дисциплины
соблюдались в отношениях даже между самыми старыми и преданными членами
армянской тайной организации. Например, в 1723 г. Петрос Гиланенц, уже
будучи командиром Армянского эскадрона, т.е.- одним из самых
высокопоставленных по чину армян в России, находясь за тысячу миль от
Москвы, в Гиляне, не осмеливался открыть посланные Минасом вардапетом
запечатанные письма с конфиденциальным содержанием и писал ему по этому
поводу: «Письма, которые Вы передали мне, я еще не отправлял и храню у
себя, ибо я нахожусь в нерешительности: послать? Дороги все закрыты, а у
армян врагов много. Но ведь их нельзя не послать! Вы поручили мне
письма запечатанными. Сколько раз просил я у Вас разрешения открыть эти
письма, копии с них отправить по назначению, а оригиналы оставить у себя
на тот случай, что, если, не дай Бог, пропадут одни, останутся другие.
Вы же до сих пор не дали мне никакого ответа».
О кадровом отборе в армянской разведке
В
том же письме Гиланенц обращает внимание на необходимость пополнения
армянской разведки новыми, одаренными кадрами: «Ваше преподобие, сделай
милость, прошу тебя: поскорее похлопочи по делам Айваза и отправь его к
нам, чтоб он не обманул доверия здешних начальников, что ни ему, ни нам
не послужит в пользу. Когда, милостью Божиею, г-ин Айваз отправится в
путь, пришли с ним нескольких расторопных юношей. У нас не мало молодых
людей, да к делу не годятся. Из тех же, кто обещал наняться к Айвазу,
никто не подходит к специфике нашего дела, о чем он сам доложит Вашей
милости». Анализируя эти скудные слова о неких молодых людях, действиями
которых должен был руководить Айваз (или как его неоднократно с
почтением называет Гиланенц - «г-ин Айваз»), и сопоставляя их с
имеющимися у нас общими сведениями, можно с достаточной долей
достоверности сделать сразу несколько важных выводов.
Во-первых, под «спецификой» их общего дела Гиланенц однозначно подразумевал не что иное, как армянскую разведку.
Во-вторых,
Айваз, по всей вероятности, обещал русскому командованию организовать
разведывательные миссии в тыл противника, поэтому Гиланенц беспокоился о
его скором возврате, «чтобы не обмануть доверия здешних начальников».
В-третьих,
Айваз не только лично был одним из самых старых доверенных лиц и
курьеров армянского освободительного движения (вместе со своими двумя
братьями, он выполнял важные разведывательные поручения еще самого
Исраела Ори), но, судя по всему, и первым начальником его секретной
курьерской службы, которая обеспечивала связь между разбросанной по
разным странам армянской резидентурой и головным «Центром»
сопротивления, находящимся в Гандзасаре, а также с его ответвлениями в
Сюнике, Св. Эчмиадзине, Ереване, Тифлисе и Москве. Опаснейшая курьерская
служба, как хронологически, так и функционально, являлась
первоэлементом и костяком армянской агентурно-оперативной разведки, по
современной терминологии - ее «главным управлением». Мы поименно знаем
нескольких курьеров армянского сопротивления - разносчиков секретной
почты, тех, кто были «в переводе сигнатских и протчих армянских писем».
Это Айваз, Авет Тасалмов, Погос Зененц, Яков Каспаров и другие. Причем
самые секретные приказы и наиболее важные конкретные сведения им
поручалось доставлять адресату не в письменной, а в устной форме. Как
писал, например, Минасу вардапету католикос Есаи в 1718 г.- «…о прочем
Айваз вам словесно донесет…». То же самое писал Минасу и Гиланенц в 1723
г.- «Все подро бно узнаешь от г-на Айваза».
В-четвертых,
существовала некая система отбора кадров и их обучения
разведывательному делу - своего рода «разведшкола», во главе которой,
стоял тот же Айваз, по крайней мере, до 1724 г., после чего следы его
теряются. Фактически Айваз одновременно ведал курьерской службой,
агентурной разведкой и подготовкой кадров. Подобная централизация
руководства оперативной работой в армянской разведке была полностью
оправданной с точки зрения соблюдения глубочайшей конспирации, а также
острого недостатка в профессиональных, организационных и финансовых
ресурсах. Айваз, несомненно, имел своих помощников («штат сотрудников»):
мы точно знаем о двух из них - его братьях, которые вместе с ним, по
поручению еще Исраела Ори, были посланы в Терек в 1706 или 1707 г.- «для
известия о состоянии горских народов». Вовсе не случайно, что в один из
критических моментов, летом 1723 г., когда армяне очень надеялись (к
сожалению - напрасно) на ввод русских войск в Шемаху, братья Айваза
находились в этом стратегически важном городе - прямо посередине между
русскими и армянскими войсками. Большое значение Шемахи подчеркивали все
армянские лидеры, начиная еще с Исраела Ори, который образно выразился
так: «тут первой ключ и вход в Армянскую землю». Так вот, братья Айваза,
хоть и в тяжелых условиях («в крайней бедности») и, по всей
вероятности, в нелегальном положении, все-таки оставались там, выполняя
разного рода разведывательные задачи.
О присяге и смене имен армянских разведчиков
Члены
армянской тайной организации, в том числе и разведчики, давали присягу -
официальную и торжественную клятву на верность делу освобождения
Армении. Эта интереснейшая деталь отмечена в следующем отрывке из ранее
по другому поводу уже процитированного письма (от 24 сентября 1718 г.)
Есаи Гасан-Джалаляна на имя Минаса Тиграняна: «И хотели бы мы писать
плодовитое письмо, но от страху не посмели, для многих случаев, а сие
писали по многому прошению Айваза, которому по присяге его поверя, дело
вкратце означили». Ясно, что католикос Есаи придавал огромную ценность
военной присяге. Но кто принимал присягу Айваза? Где и когда он ее
давал? Какова была церемония ее принятия? На эти вопросы можно ответить
лишь предположительно. Однако если вспомнить, что начиная со средних
веков и вплоть до XX в. (а в некоторых государствах - и до наших дней)
военная присяга принималась командирами в присутствии духовных лиц, то
можно допустить, что присягу Айваза принимал лично католикос Есаи,
являвшийся в данном случае, одновременно, и высшим духовным сановником и
одним из главных руководителей армянского подпольного сопротивления.
Лучшего места, чем сам монастырь Гандзасар, для организации подобной
церемонии вряд ли можно было найти. А присягу Айваз давал скорее всего
не в 1718 г., а намного раньше, поскольку это, по всей видимости, было
его далеко не первое посещение Гандзасара с секретной миссией. На такую
мысль наталкивают как более чем десятилетний стаж разведывательной
работы, которую имел Айваз в 1718 г., так и коннотации указанного письма
католикоса Есаи.
Рассмотрим еще один существенный вопрос об этом энергичном деятеле. В письме к Петру I от 5 апреля 1719 г.
Минас
вардапет называет его не иначе как «наш верный человек Айвас, армянин,
которой по принятии греческого закона Семен Романов нарицается». Таким
образом, выясняется, что до 1919 г. Айваз принял православное
(греческое) вероисповедание, тем самым отказавшись от национальной веры и
церкви, и, соответственно поменял имя и фамилию. На первый взгляд,
трудно себе представить, чтобы одна из ключевых фигур армянского
подполья, фактический руководитель ее агентурно-оперативной разведки
Айваз, постоянно имея дело с высшими духовными сановниками Армянской
Апостольской церкви и присягая на верность делу освобождения Армении
одному из них - католикосу Гандзасара, мог заодно легко отказаться от
национального вероисповедания, одного из фундаментальных столпов
армянской идентичности, и спокойно перейти в греческое православие. На
самом деле, этот парадоксальный шаг Айваза объясняется довольно просто.
Деятели армянского освободительного движения, иногда даже некоторые
высшие духовные лица, исходя из политической целесообразности, считали
вполне приемлемым фиктивное принятие той христианской конфессии, которая
была господствующей в государстве, от которого ожидалась военная помощь
в деле освобождения Армении. Наглядный тому пример - Исраел Ори,
который в бытие свое в Европе, для виду принял католичество и выдавал
себя за его ярого адепта, будто бы даже заводящего горячие споры с
армянскими церковниками по поводу их мнимых «ошибок» в доктринальных и
ритуальных вопросах христианской веры. Однако как только его прежние
надежды насчет получения военной помощи от католических стран свелись на
нет, от его показного католического рвения не осталось и следа. Точно
такими же соображениями политической полезности следует расценивать и
принятие Айвазом господствующего в России православного вероисповедания и
смене имени. Кстати, вымышленным или же до неузнаваемости предумышленно
искаженным было и крайне необычное для армянина XVIII в. имя Исраела
Ори (но это уже тема для отдельного разговора).
Тот факт, что как
духовные, так и светские деятели армянского подпольного сопротивления
(гандзасарский католикос Есаи, Минас вардапет, Петрос Гиланенц и др.)
абсолютно спокойно относились к «ренегатству» Айваза, подсказывает, что
такой шаг, в виде исключения, Айвазу был предписан со стороны армянского
руководства. Приняв греческое православие, Айваз стал для русских
политически более благонадежным, обзавелся дополнительной (хоть и не
абсолютной) гарантией своей безопасности в России, а также небольшим
шансом получить российское покровительство за рубежом в случае  возможного
провала одной из своих очередных миссий. Но, пожалуй, главным
приобретением для его опасной работы была, говоря на жаргоне
разведчиков, хорошая легенда, т.е. чужое (в данном случае - русское) имя
и сообразно вымышленная биография, выдаваемые им за свои в целях
конспирации, а также новый паспорт. Таким образом, вся история с
«ренегатством» Айваза еще раз свидетельствует о его центральной роли в
организации армянской разведывательной службы.
В то же время, это
сообщение о смене имени Айваза дает нам основание, чтобы отвергнуть
бытующее в армянской исторической науке (в том числе - в «Армянской
советской энциклопедии») отождествление Айваза-разведчика с Айвазом
Аврамовым, командиром одного из трех первых армянских отрядов в
прикаспийском российском контингенте, убитом в Гиляне в конце 1725 г.
Если бы это было одно и то же лицо, то русское командование непременно
называло бы его Семеном Романовым, а не Айвазом Аврамовым. Но последний
во всех документах именуется русскими только как Айваз Аврамов без
единой оговорки на его официально принятое русское имя и фамилию. Это
при том, что оставшиеся при армянском вероисповедании другие командиры
именовались на русский лад: Петрос ди Саргис Гиланенц - Петром
Сергеевым, Агазар ди Хачик - Лазарем Христофоровым, Погос Зененц -
Павлом Зиновьевым. Нет соответствия и между фамилиями этих двух Айвазов:
если при перемене конфессии первое имя можно было поменять на какое
хочешь (Айваз мог стать Семеном/Симеоном), то с фамилией - именем отца,
деда или клана - дело не могло обстоять таким же образом, т.е. Аврамов
никак не мог стать Романовым.
Другой аргумент в пользу
существования двух разных Айвазов (в те же годы, кстати, нам известны и
другие Айвазы) состоит в том, что Айваз-разведчик был одним из самых
первых сподвижников Исраела Ори и Минаса вардапета и одним из самых
опытных деятелей армянского подполья. Следовательно, при формировании
Армянского эскадрона он никак не мог стать третьим по рангу (после
Петроса Гиланенца и Лазаря Христофорова), возведенным лишь в 1725 г. в
чин поручика, между тем как тогда же Лазарь Христофоров получил более
высокое звание ротмистра.
Разведчика Айваза в первоисточниках в
последний раз встречаем в крепости Шош Арцаха (современном Шуши), 5
января 1724 г., вместе с посланником Петра I Иваном Карапетом, где он,
наряду с главнокомандующим армянским войском Арцаха Аваном-юзбаши и его
ближайшими соратниками-военачальниками, участвует в важном совещании и
ставит свою печать под принятым документом. Это еще раз подтверждает
очень высокое положение Айваза (следовательно - и армянской
разведывательной службы в целом) в иерархии руководства
национально-освободительным движением.
Армен АЙВАЗЯН
продолжение следует
http://www.sobesednik.am/ru/social/2076--1720-
|
