Новый год. В Армении у всех в домах свиная ножка аппетитно благоухает в духовке – нужно ее продержать там ровно столько часов, сколько она весит.
- А ты знаешь, что до Рождества Христова, т.е. до 6 января, у армян Великий пост и, следовательно, нельзя есть животную пищу на новогодний праздник? - сообщаю я своей подруге.
- Как жестока наша религия! - заключает моя собеседница.
Между тем яства, которые подают к новогоднему столу, к примеру, константинопольские армяне, предвкушают целый год, поскольку так вкусно можно поесть только раз в году, и этот вкус отнюдь не связан с мясной пищей. Чего, например, стоит кушанье под названием "топик", тесто которого готовят из картошки и гороха, а в составе начинки таин (кунжутное масло), мелкий черный виноград, фисташки, пряности... А если к этому фаршу добавить рис и заполнить ракушку мидии, то получится мидия-толма – безумно вкусно! Особенность постных блюд в том, что их можно долго хранить. Например, голубцы из виноградных листьев и лука под названием "яланчи толма" особенно вкусны на... двадцатый день.
За годы независимости выражение "С Новым годом!" сменилось на "С Новым годом и со Святым Рождеством!" Не было во времена советской власти праздника Рождества, а был только праздник Нового года, и мы стремительно шагали навстречу 31 января, но в памяти осталась не свиная ножка (кстати, тогда поросенок целиком помещался в духовке), а вся предновогодняя суета с убранством школы, которая преображалась в сказочный дворец с горками вместо лестниц и снежинками из ваты, которые мы развешивали на окнах. А елка! А выступления вокруг елки, игры, смех, танцы! Сейчас мы почему-то все удовольствия связываем с застольем, отойдя от советских привычек, но не приобщась пока к национальным традициям, идущим из глубин нашей истории, когда основным путеводителем служил церковный календарь.
На Новый год мы с удовольствием посещаем семейство Ташчянов. Здесь связь времен не прерывалась и нет опасности, что тебя может поглотить пропасть, образовавшаяся между поколениями. Чету Ташчянов я бы предпочла множеству других пар. Да-да, если бы решили провести конкурс любви, то Карпис и Лусинэ Ташчяны могли бы продемонстрировать высочайшую культуру совместного проживания. Всякий раз, когда я посещаю дом Ташчянов, погружаюсь в атмосферу идиллии. Я уверена, что они никогда не произносят слов любви, а проживают их: нежность и привязанность друг к другу у них проявляются без слов. Отдельные их истории слились в одну общую, где нашли место резня, депортация, Мараш, Зейтун, Алеппо, репатриация... Семья Миграна Ташчяна репатриировала из Алеппо в 1946-м. Карпис был старшим из пятерых детей и вынужден был учебе предпочесть работу на стройке. Со временем он вырос в мастера, варпета, который "наделял безжизненные камни армянским языком", как охарактеризовал хачкары Ташчяна один из его друзей.
Семья Абраама Гюрджяна прибыла из Алеппо в 1948 году. В том же году отец Лусинэ скончался, и на попечении матери остались шестеро детей. Они были соседями – Карпис и Лусинэ, жили через стенку. Квартал Зейтун стали застраивать с 1948 года, дома были тесные, и детям часто приходилось слушать ужасающие истории о погромах, завершающиеся пустыней Дер-Зор. Именно отсюда забрали будущих родителей Лусинэ арабы: отца Лусинэ вырастил имам по имени Гасим, который женил его впоследствии на такой же, как он, сироте. Ей было 3 года, когда одна добрая женщина нашла ее в пустыне Дер-Зор возле угасшей матери и вырастила. Рассматривая альбом Ташчянов, я заметила на лице матери Лусинэ татуировку: тикин Лусинэ пояснила, что такие татуировки делали мусульмане христианам, дабы их не отличали от своих, но избавиться потом от этих наколок уже было невозможно. "Знаешь, - добавила тикин Лусинэ, - было бы лучше, если б нынешнее поколение не знало и не слышало о том, что нам довелось услышать от своих родителей".
Большинство репатриантов, обманутых в своих ожиданиях, стали покидать Советскую Армению начиная с 60-х. К концу 80-х никто из родственников супругов Ташчян не остался в Армении, сами же Ташчяны никогда не стояли перед выбором: оставаться на родине или нет? Тикин Лусинэ вспоминает, как свекор восклицал, что каждая пядь нашей земли окрашена кровью и покидать ее нельзя. А самое отрадное воспоминание ее связано со свекровью: "Когда родился наш Вардан, мать Карписа взяла новорожденного на руки и протерла его солью". До сих пор внук, теперь уже сам отец семейства, тоскует по бабушкиным обедам, а бабушку в могилу свела тоска по дочке, которая эмигрировала в Америку.
В память о матери Карпис Ташчян повторил хачкар, который находится в монастыре Агарцин. Такой же хачкар сделал он и к 300-летию Санкт-Петербурга по заказу правительства Армении. А вообще именно в работе над хачкаром варпет Ташчян утоляет свою тоску по совершенству или выражает свое потрясение каким-либо событием. Так случилось и после убийства Гранта Динка. Хачкар, который варпет сделал в честь Динка, он отправил родным погибшего в Стамбул. Тогда же мы и познакомились с семьей Ташчян. Дом их стоит на территории, прилегающей к парку "Победы". В двухэтажной постройке первый этаж занимает семья сына, а киликийские супруги располагаются наверху.
- Как вы поженились?
- Это произошло в 1958-м. Моя мама выбрала Лусик.
- Погодите, сейчас я угощу вас кюфтой с начинкой, откуда взялось это название - ишли-кюфта, мы так не говорим…
- "Ишли" по-турецки означает "вышитый", - размышляем мы с варпетом Карписом, рассматривая при этом великолепную книгу с вышивками Мараша.
- Знаешь, - улыбается варпет Карпис, - в Киликии зейтунцы за невестами ходили в Мараш, потому что девушки здесь были очень уж образованные, а тут я, марашец, женился на зейтунской…
На десерт тикин Лусинэ подает пахлаву из 40 листов.
- В прошлом делали из 80 листов, при этом тесто имело такую прозрачность, что сквозь него можно было читать. Да отложите вы хоть на минуту эти альбомы!
Но варпет Карпис, не переставая, открывает одну книгу за другой, и все они внушительных размеров – особенно книги по искусству. Библиотека Ташчянов никогда не покрывается пылью: книги - те же члены семьи, и оторваться от них невозможно, но тикин Лусинэ в последнее время сама не своя: у нее резко ухудшилось зрение, а жить для нее - значит читать.
Самые дорогие книги Ташчянов - это нью-йоркские издания, тяжелые
фолианты, которые варпет Карпис привез из Америки, удивив американских
армян своей нетерпеливостью, с которой он спешил вернуться домой. Так
сегодня обычно спешат не в Армению, а из Армении. Однако если армяне в
Америке пытаются воссоздать на американской земле небольшое подобие
Армении с ныеизменным Араратом на стене гостиной и хачкаром работы
варпета Ташчяна, то сами Ташчяны у себя на родине живут, как в Америке,
разбив небольшой сад с фруктовыми деревьями и приглашая всех желающих
полюбоваться работами варпета. Смотрю я на хачкары марашца
Карапета из Алеппо, теперь уже истинного зейтунца из Еревана, и мне
кажется, что в этих одушевленных его резцом камнях бьется родник нашей
никем не укротимой жизнестойкости.
