Нынешний год богат на юбилеи. Однако нетрудно заметить, что среди
знаменательных дат львиная доля выпадает на события, так или иначе
связанные с последним годом существования Советского Союза.
Восьмидесятилетний юбилей первого и последнего президента СССР, а также
целая череда двадцатилетий – от годовщины подписания Беловежского
соглашения до референдума о сохранении единого союзного государства, от
избрания на пост главы России Бориса Ельцина до начала вооруженной фазы грузино-осетинского конфликта.
Но особое место в этом ряду занимает такая круглая дата, как
августовский путч ГКЧП и попытка сохранения Советского Союза. Пожалуй,
вряд ли отыщется в новейшей истории России событие, которое одновременно
удостаивалось бы столь диаметрально противоположных оценок. Об
августе 1991 года редко кто пишет в спокойном "объективистском" ключе.
Здесь либо панегирики по поводу победы свободы и демократии, либо
ностальгические заклинания об утраченном рае. Консенсус среди спорящих
политиков и экспертов сохраняется лишь относительно понимания того, что
важнейшим последствием неудавшегося путча стало углубление дезинтеграции
Советского Союза и его окончательный распад. Последним аккордом в этом
процессе стало событие 8 декабря 1991 года – главы трех бывших
субъектов Союза ССР (РСФСР, БССР и УССР) в Вискулях, под Брестом
подписали Беловежское соглашение.
Через 20 лет настало время для более взвешенной оценки этого
бесспорно неординарного политического события. Могла ли отчаянная
попытка консервативной части партийного аппарата предотвратить
декабрьский финал? И была ли "перестройка" тем смертельным вирусом,
который убил советское государство?
Отвечая
на этот непростой вопрос, следует отринуть политизированные обобщения.
Многочисленные факты говорят о том, что "перестройка" Горбачева не
создала национальных проблем и движений в Советском Союзе. Она лишь
вывела их на публичный уровень. Между тем, зерна конфликтов были посеяны
задолго до прихода Горбачева к власти. И этот тезис требует серьезного
обоснования для того, чтобы избежать упрощенных оценок национальной
политики СССР в 1985-1991 гг. в целом, и политики первого и последнего президента союзного государства, в частности.
Так, 7 мая 1971 года министр внутренних дел СССР Николай Щелоков сообщал ЦК КПСС об "оперативно-войсковой операции" на территории Чечено-Ингушской АССР
в декабре 1969 года, а также об операциях по сдаче или изъятию оружия.
В 1970 году такой "улов" составил 6787 единиц, включая 4 пулемета
и 54 автомата. Неслыханное количество по советским меркам! При этом
никто из представителей ЦК КПСС или Совмина СССР не удосужился
проанализировать причины подобных явлений. В Абхазии выступления с
требованиями выхода из состава СССР имели место даже в сталинские
времена (Дурипшский сход в 1931 году). После "хрущевской оттепели" они
происходили практически раз в 10 лет. Имелись и факты успешной
националистической мобилизации – акции протеста в Грузии в
апреле 1978 года, в ответ на попытку изменить статус грузинского языка,
как единственного официального в республике. Были и случаи
террористических атак на этнополитической основе (инциденты в
январе 1977 года, организованные в Москве армянскими националистами).
Обсуждались также планы пересмотра статуса той или иной территории
(известны истории петиционных кампаний по Нагорному Карабаху), хотя и в
узком кругу без публичной полемики в СМИ. Добавим к этому существование
националистических диссидентских движений в Грузии, Армении, Прибалтике,
на Украине, религиозных (включая откровенно экстремистские) течений в
республиках Средней Азии. Еще в 1976 году в Курган-Тюбе Таджикской ССР произошло открытое выступление исламистов против официальной власти.
Впрочем, диссидентским форматом националистические выступления не
ограничивались. Под "мудрым руководством" национальных партийных кадров
зрели предпосылки трансформации коммунистов-интернационалистов сначала в национал-коммунистов,
а потом, по мере углубления кризисных явлений внутри СССР, и в
этнических националистов. Парадоксально, но СССР собственными руками
готовил свой будущий распад. Советский Союз рассматривался как
государство, главными субъектами которого выступают не граждане, а
социалистические нации. Фактически, советское государство воспринимало
этнические группы в качестве главного субъекта политики и
государственного права. На практике это означало формирование
представлений об этнической собственности того или иного этноса на
территорию, обозначенную как "национальная республика", автономия в
составе национальной республики или этнически сконструированный район.
Зигзаги
советской национальной политики на примере Южного Кавказа хорошо
охарактеризовал американский исследователь Роналд Григор Суни:
"Центральное партийное руководство в Москве, с якобы
интернационалистской идеологией, осуществляло с помощью партийных
властей в южных республиках контроль над демографическими и культурными
трансформациями". Он отмечает, что Тбилиси и Баку были в начальные годы
советской власти преимущественно русскими и армянскими городами. "Когда
Советский Союз вступил в седьмое десятилетие, эти города стали в полном
смысле этническими столицами национальных государств. После десятилетий
молчания урбанизированное население, дети бывших крестьян, вдохновленные
диссидентами – националистами, вышли на улицы", – пишет Суни.
Таким образом, центральная проблема для Горбачева и его окружения была не в том, что они собственноручно (или по чьему-то
приказу) создали из ничего межэтнические и религиозные проблемы. Эти
проблемы существовали до них. Другой вопрос, что они замалчивались, не
освещались, а партийные органы не делали ничего для осмысления причин
межэтнической конфликтности. Горбачев вместе с ЦК КПСС, его
могущественным Политбюро и репрессивным аппаратом КГБ оказались не
готовы к выходу урбанизированных "крестьянских детей" на улицу.
Оказалось, что руководству партии, правительства и страны этим "детям"
ничего, кроме идеологической демагогии предложить было нечего.
Противники Горбачева из членов ГКЧП часто в своих интервью и
комментариях говорили о его бессилии и неготовности жестко навести
порядок. Но это чудовищное упрощение. Власти и в период "перестройки"
немало применяли силу. Тут можно вспомнить и Тбилиси в апреле 1989 года,
Баку в январе 1990 года и прибалтийские республики в 1991 году.
Кстати сказать, далеко не всегда применение силы в последние годы
существования Советского Союза было неоправданным и провальным с точки
зрения эффективности. Так, в 1989 году МВД СССР сумело развести по
разные стороны грузин и абхазов. По крайней мере, за две недели июньских
волнений того года в Абхазии погибли 14 человек, а после распада СССР
примерное количество погибших в грузино-абхазском конфликте составило 8 тыс. человек. Запоздалое вмешательство союзных властей в 1990 году в киргизско-узбекский конфликт и в ситуацию в Душанбе также смогло остановить волну погромов.
Но проблема не в силе как таковой. Александру Невскому приписывается фраза: "Не в силе Бог, а в правде!". В 1989-1991 гг. население бывшего единого Союза не чувствовало "правды" за Москвой, в чем-то ошибочно полагаясь на свои "национальные правды", в чем-то
недопонимая трагические последствия распада страны. Но доверие к
центральной власти, даже бряцавшей оружием, от 1989 к 1991 гг. только
падало.
Между
тем, за ключевые политические решения, начиная от Карабаха и заканчивая
Средней Азией и Прибалтикой, ответственность несет не только Горбачев,
но и его соратники, которые были и среди членов ГКЧП. Разве Геннадий
Янаев, Дмитрий Язов и Владимир Крючков не получили свои назначения из
рук Горбачева? Разве не хваленые "силовики" проспали Сумгаит, Ош, Новый
Узген, Душанбе, возведение самозваных границ и межреспубликанские
блокады? Разве не они наделали массу ошибок в том же Тбилиси или Баку?
Разве не вчерашние партийные выдвиженцы, наделенные полномочиями из
Москвы, в одночасье перекрасились в радетелей "национальной свободы" и
"религиозного возрождения"? И почему "спасители Союза" ничего не сделали
для формирования в республиках и автономиях широкого общественного
движения в его защиту?
Трудно понять, откуда берется вера в то, что эти кадры, фактически
выдвиженцы "перестройки", отставив Горбачева, смогли бы повернуть реки
истории вспять, в то время, когда конфликты и забастовки, погромы и
этнические чистки уже вошли в практику. Кто бы реализовал их "силовые
установки"? Ведь дать такую установку – одно, а выполнить – совсем
другое.
Таким образом, главная ошибка СССР "времен упадка" кроется не в том,
что руководство станы не смогло остановить распад. Оно не смогло понять
его причин, оценить глубину этнополитического кризиса и масштабы трагедий 1985-1991 гг.
Уверовав в свою непогрешимость, оно не пыталось хотя бы смягчить
возможные последствия развала страны, подстелив "юридическую подушку".
Именно это и стало, в конечном итоге, причиной распада СССР по
деструктивному сценарию.
Сергей МАРКЕДОНОВ политолог, кандидат исторических наук
http://www.novopol.ru/person1685.html
|