Заявления о намерении интенсифицировать работу по обновленному Плану действий по индивидуальному партнерству (IPAP) с НАТО, прозвучавшие в ходе первого визита нового специального представителя генерального секретаря НАТО на Южном Кавказе и в Центральной Азии Джеймса Аппатурая, на фоне переноса ранее анонсированных учений Коллективных сил оперативного реагирования (КСОР) ОДКБ на территории Армении на 2012 год, вновь оживили дискуссию о возможностях и ограничениях параллельного сотрудничества Еревана с этими разными по составу и имеющими во многом несовпадающе цели военно-политическими блоками.

Из четырех стран-соседей Армении Турция является членом НАТО, а Грузия и Азербайджан, как, впрочем, и сама Армения – участниками программ Северо-Атлантического альянса, направленных на дальнейшее развитие сотрудничества с этой организацией. Как представляется, устоявшееся мнение о том, что НАТО лишь заполнила вакуум власти из-за «ухода» из региона, по разным причинам, России, не совсем верно отражает ситуацию. Переход, прежде всего, Грузии и Азербайджана в НАТО-ориентированную систему безопасности был обусловлен их неспособностью решить стоящие перед ними проблемы, в первую очередь, такие, как защита своей территориальной целостности и реализация амбициозных экономических проектов, в рамках системы безопасности, действовавшей после распада Советского Союза.

Вообще, динамика подписания документов и перехода на новые программы и уровни сотрудничества государств Южного Кавказа с НАТО весьма показательна, поскольку и подписание рамочных договоров о присоединении к программе Партнерство ради мира (ПРМ - PfP), и презентация Планов действий по индивидуальному партнерству (IPAP) происходили в одной и той же последовательности: сначала Грузия, затем – Азербайджан, и через несколько месяцев – Армения. Эта последовательность, хоть и символически, но отражает реальную степень заинтересованности и уровень ожиданий этих государств от установления и расширения сотрудничества с евроатлантическими структурами.

Грузия была и остается наиболее мотивированной на вступление в НАТО, и одной из основных причин, как представляется, является безальтернативность приемлемого для нее выбора. В двух из трех неразрешенных конфликтов на Южном Кавказе – грузино-абхазском и грузино-югоосетинском, – непризнанные республики с самого начала получали (и получают) явную и однозначную поддержку России. Поэтому в ориентированной на Москву системе безопасности перспективы их разрешения в приемлемом для Тбилиси варианте были равны нулю.

Хотя и в НАТО-ориентированной системе безопасности эти шансы тоже были весьма призрачными, они все-таки были. Но в конечном итоге, неоправданно высокие ожидания Тбилиси от сотрудничества с Альянсом привели к Пятидневной войне в августе 2008 года, по окончанию которой Грузия фактически утратила возможность внешнеполитического маневра. И это самым радикальным образом стало оказывать влияние на военно-политическую ситуацию во всем регионе.

В подобную схему не очень вписывается третий – Нагорно-Карабахский – конфликт. Не вдаваясь в тонкости отношения к нему России, можно констатировать, что ее официальная позиция, в принципе, совпадает с de facto проводимой ею по этому конфликту политикой, которая сводится к формуле: «договаривайтесь сами». Хотя Москва прекрасно понимает, что, оставшись один на один, стороны конфликта ничего не решат – и таким образом имеющееся status quo будет пролонгировано.

Однако и Армения, и Азербайджан все еще надеются изменить предпочтения России в свою пользу. Армения – через широкое военно-политическое и военно-техническое сотрудничество, экономическую кооперацию – с расчетом на энергетику и энергоемкую металлургию в перспективе.

Азербайджан, в свою очередь, стремится достичь желаемых результатов через:

• военно-техническое сотрудничество;
• использование фактора проживания в стране значительной русской диаспоры;
• целый комплекс вопросов вокруг Каспийского моря – начиная от экологии и его статуса, перспектив строительства транскаспийских нефте- и газопроводов, функционирования транспортного коридора Север-Юг до недопущения в его акваторию военно-морских сил некаспийских государств и, в целом, милитаризацию Каспия.

Наличие такого широкого перечня экономических и военно-политических точек соприкосновения, поддерживающих высокий интерес России к Азербайджану, стимулирует Армению к сбалансированию «пророссийского», условно говоря, направлению своей внешней политики, «прозападным». Но если по вопросам взаимовыгодной кооперации и интеграции в европейские политические и экономические структуры в Армении особых разногласий в общественном мнении нет, то совсем иная картина вырисовывается по вопросу углубленного сотрудничества, а в перспективе, и вступления в НАТО.

Результаты целого ряда опросов, проведенных различными организациями, стабильно указывают, что число сторонников и противников вступления Армении в НАТО в последние годы остается практически неизменным – приблизительно по 30-35% опрошенных. И это на фоне 60-70% сторонников и всего 10-15% противников вступления в ЕС. Впрочем, причины подобного неоднозначного отношения к НАТО вполне понятны.

Во-первых, наличие 30-40 % из числа опрошенных, которые не определились в своем отношении к Североатлантическому Альянсу, говорит об имеющихся пробелах в информационной политике – как сторонников, так и противников сближения с НАТО – при том, что Информационный офис НАТО в Ереване действует уже с октября 2006 года.

Во-вторых, в Армении НАТО достаточно прочно ассоциируется, в первую очередь, с Турцией. В этом, конечно, есть своя логика – Армения географически «соприкасается» с НАТО через Турцию; Турция является куратором и лоббистом Грузии и Азербайджана в евроатлантических программах и проектах; на Турцию в дальнейшем будут постепенно замыкаться все военно-транспортные схемы инфраструктур Грузии и Азербайджана и т.п. Дополнительные опасения вызывает активизация военно-политической компоненты, в том числе и миротворческой, во внешней политике Анкары, что можно рассматривать и как своеобразную компенсацию генералитету ТР за снижение его веса во внутренней политике.

В-третьих, еще одним фактором негативного восприятия НАТО в Армении являются попытки Азербайджана и Турции по привлечению Альянса в той или иной, но активной и непосредственной форме, к разрешению Нагорно-Карабахского конфликта. Особенно это было актуально до резкой активизации России в переговорном процессе по Нагорно-Карабахскому конфликту после войны в Южной Осетии. Так, если в октябре 2005 года Генеральный секретарь НАТО Яап де Хооп Схеффер заявлял, что эта организация «не стремится к прямому участию в урегулировании Карабахского конфликта», то уже в мае 2006 года председатель Парламентской Ассамблеи НАТО Пьер Лелюш, касаясь ситуации в Нагорном Карабахе, отметил, что ПА HАТО «прилагает усилия для поддержки разрешения данного конфликта» и намерена «искать пути его урегулирования».

В целом, активизацию Москвы в процессе урегулирования Нагорно-Карабахского конфликта можно только приветствовать, однако ее результативность становится все более сомнительной в силу появления в ее мотивации нескольких настораживающих нюансов.

Во-первых, миротворческая активность Москвы после 8 августа 2008 года выглядит как «компенсация» за применение силы в Грузии, причем больше направлена на улучшение своего имиджа в глазах Запада.

Во-вторых, иногда она принимает форму «активности для активности» - в условиях, когда широко анонсированное ожидание «прорыва» не соответсвует никаким реальным экспертным прогнозам, что в конце концов выливается, а при сохранение подобного подхода будет выливаться и в дальнейшем, в конфуз по примеру казанского.

В-третьих, попытки срочно укрепить свои позиции и в Армении, и в Азербайджане, параллельно расстроив конкурирующие планы Запада, через один успешный и решительный «наскок» в деле разрешения такого многопланового и застарелого конфликта, каковым и является НКК, обречены на явный провал.

Таким образом, если исходить из анализа ситуации, как говорят в математике, от противного, то для Армении наиболее приемлемым было бы участие в таком военно-политическом блоке, в котором одновременно:

• не состояли бы Азербайджан и Турция;
• двусторонние армяно-российские отношения были бы заменены на многосторонние.

На первый взгляд, такими структурами являются Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и Евразийское экономическое сотрудничество (ЕврАзЭС), в которых Армения имеет, соответственно, статус полноправного члена и наблюдателя. Но и здесь есть ряд проблем.

Во-первых, и в той, и в другой организации роль лидера принадлежит России, причем в ОДКБ – безусловного.

Во-вторых, в обеих организациях участвует Казахстан, экономические успехи которого, особенно в нефтяной отрасли, привели к тому, что его вполне можно рассматривать как нового лидера Центральной Азии. Однако по прагматичным причинам, в первую очередь, экономического характера, он по многим вопросам является лоббистом интересов Азербайджана.

В-третьих, кавказское направление деятельности ОДКБ, равно как и блок экономических программ по Армении, для ЕврАзЭС является все-таки вторичным по сравнению с центральноазиатским.

Все эти факторы оказали существенное влияние на построение Арменией своей политики по сотрудничеству с региональными военно-политическими блоками по принципу комплементарности. Такая установка подразумевает параллельное, и на примерно одинаковом, по возможности, уровне, поддержание Арменией отношений со всеми активными акторами в регионе.

В экономическом спекте особых проблем здесь ожидать не стоит. Основные проблемы возникнут в военно-политической области: как и до какой стадии может быть совмещено участие Армении в ОДКБ и имплементация ею Планов действий по индивидуальному партнерству (IPAP) с НАТО?

По некоторым пунктам трудно, но все-таки еще можно более или менее успешно совместить параллельное выполнение взятых на себя обязательств – например, по обмену разведывательной информацией по программе «Действия Партнерства против терроризма», формированию и направлению в «горячие точки» дополнительных подразделений миротворцев, подготовке военнослужащих РА в колледжах НАТО и военных училищах России, проведению совместных военных маневров.

Однако, как представляется, невозможно совместить, например, выполнение в полном объеме долгосрочной программы по реформе командно-контрольной связи (ККС), которая подразумевала переход на унифицированные под стандарты НАТО системы связи, навигации и идентификации. Хотя определенных ограничений по количеству и конечному сроку имплементации IPAP нет, но и продолжаться бесконечно эта стадия сотрудничества с НАТО, без перехода на более высокий уровень кооперации, не может.

Кроме того, еще более радикальное и быстротечное, чем имевшее место резкое ухудшение российско-грузинских отношений (пиком которого стала Пятидневная война), влияние на способность Армении поддерживать сбалансированный внешнеполитический курс могут оказать такие факторы, как:

• эскалация военного противостояния между США и Ираном;
• рост противоречий антагонистического характера между Россией и США, или, шире – между Шанхайской организацией сотрудничества (ШОС) и НАТО;
• возобновление боевых действий в Карабахе.

Минимум два фактора из перечисленных напрямую зависят от позиции и веса ШОС, несмотря на то, что и для нее Южный Кавказ – по крайней мере, пока, - является периферией.

Армения напрямую не участвует в работе Шанхайской организации, и ее взаимоотношения с нею носят опосредованный характер:

• через присутствие в таких широко представленных в Шанхайской организации структурах, как Организация Договора о коллективной безопасности и Евразийское экономическое сотрудничество, вес и значение которых заметно возросли с активизацией деятельности ШОС;
• через двусторонние отношения с Россией, которая является ее стратегическим партнером;
• через то влияние, которое оказывает деятельность ШОС на другие системы региональной безопасности, сложившиеся или только складывающиеся на Южном Кавказе.

Но если в случае с ОДКБ Армения, в силу своей географической оторванности делает упор на военно-политическое и военно-техническое сотрудничество, то после получения Ираном в июле 2005 года статуса наблюдателя в ШОС интерес Еревана, и не только его, может сконцентрироваться именно на экономической компоненте взаимоотношений с государствами-членами Шанхайской организации сотрудничества.

Дальнейший рост геополитического веса ШОС неминуемо приведет к расширению зоны ее ответственности за стабильность и безопасность и на Южный Кавказ. Однако наибольшей эффективности в этом регионе Шанхайская организация сотрудничества может достичь в двух случаях:

• если Иран станет полноправным членом этой организации, что в силу имеющегося накала противостояния по линии Вашингтон-Тегеран (а формально – в силу наложения на Иран санкций ООН) хоть и маловероятно, но все же возможно, особенно в случае перехода ШОС к конфронтационной модели поведения в отношениях с НАТО, либо
• при расширении прав и обязанностей стран, имеющих статус наблюдателей в ШОС, переходу к более активному их привлечению к осуществлению различных проектов в рамках общей политики этой организации.

И в том, и в другом случае, применительно к Южному Кавказу это означает усиление в этом регионе позиций Исламской республики Иран.

Для Армении, имеющей закрытые границы с Турцией и Азербайджаном, существование свободно функционирующих коммуникационных коридоров через Грузию и Иран является жизненно необходимым. Но когда в условиях ограниченности внешнеполитического маневра Тбилиси Баку уже и не скрывает, что наращивание своего экономического влияния на Грузию (по словам директора азербайджанского Центра Стратегического Планирования (ЦСП) Ахмеда Ширинова, «она вообще сейчас существует только благодаря Азербайджану и Турции») будет спроецировано на дальнейшую изоляцию Армении, Еревану необходимо, помимо дипломатических путей пресечения подобных планов подстраховаться и с южным, иранским направлением. В ситуации, когда и Армения, и Иран будут являться членами – пусть и с разным форматом участия, - такой экономически мощной организации, какой является, к примеру, ШОС, Еревану будет проще добиваться придания всем аспектам двусторонних взаимоотношений с Тегераном постоянно действующего режима наибольшего благоприятствия, мало подверженного сиюминутным конъюктурным колебаниям.

Еще одним фактором в формировании отношения Еревана к ШОС может стать рост интереса к этой организации со стороны Анкары, которая в очередной раз предлагает себя в качестве моста – на этот раз между ШОС и ЕС, ШОС и НАТО. Активизация Турции в этом направлении не в последнюю очередь объясняется присутствием тюркской компоненты в ее внешнеполитической деятельности, поскольку большинство тюркских государств являются членами ШОС. С этой точки зрения Армении было бы выгодно резко активизировать свои прямые контакты с Шанхайской организации сотрудничества и постараться стать ее полноправным членом – по крайней мере, еще до того, как это сделает Турция.

Заместитель руководителя Центра политических исследований Научно-образовательного фонда «Нораванк»