А насколько внешняя армянская политика в свое время была созвучна упомянутым геополитическим глобальным планам? Достаточно широкое представление этого вопроса дает выступление президента Армении Роберта Кочаряна в рамках дискуссии по теме «Возможности Кавказа и Центральной Азии: шелковый путь или Большая игра?», которым, как мы уже представили в предыдущей публикации, высказался за идею «шелкового пути». Более того, обобщая свои слова, г-н Кочарян в конце выступления подчеркнул: «Считаю, что проекты, которые сегодня осуществляются, в любом случае приведут к тому, что «шелковый путь» станет реальностью. И,  как мне кажется, сейчас просто  было бы необходимо предпринять осуществление  проекта, который был предложен также на Стамбульском саммите, - о создании системы региональной безопасности, которая, как мне кажется, заморозив военную ситуацию, позволила бы региону действительно развиваться в том направлении, которое было бы желательно. То есть, результатом этого развития стало бы процветание региона, отсутствие разделительных линий».
Это завершающая часть выступления Р.Кочаряна вызывает ряд вопросов и выводов. Первое - та подчеркнутая точка зрения, что осуществление «шелкового пути» неизбежно - «станет реальностью». А это означает, что он  повел бы внешнюю политику Армении именно в этом направлении.
Правда, в своем выступлении Кочарян выдвигает также идею, что надо попытаться проходящие через Южный Кавказ коммуникационные пути восток-запад совместить с направлением север-юг. Однако это означало соединить друг с другом несовместимое, что вряд ли не мог осознавать сам Кочарян. Тем более, что г-н Кочарян, говоря о своем желании осуществить по возможности быстрее формирование  «шелкового пути», опирается на документы, принятые на состоявшемся в ноябре  1999 года в Стамбуле саммите  ОБСЕ. Между тем, как мы уже указывали, именно с этого саммита президент РФ удалился, по оценке некоторых  СМИ, «сильно захлопнув за собой дверь». Также неоспоримый факт, что РФ решения этого саммита сочла проявлением враждебного отношения к ней и открыто дала всем понять, что ни в коем случае  не собирается мириться с ними. Более того, Ельцин доказал свою решительность в этом вопросе, уйдя в конце того же года в отставку и передав власть российским  национально ориентированным силам в лице Владимира Путина. А последний до сих пор ведет непримиримую борьбу со всеми проявлениями упомянутых коммуникационных программ восток-запад, ярким примером чего может служить многолетняя «война» вокруг нефтепроводов НАБУККО и российского «Южного потока».
Мог ли  Р.Кочарян  в 2000г. увидеть непримиримую позицию России к идее коммуникационного сообщения восток-запад?  Должен был видеть, так как лично видел это непримиримое  отношение  русских на Стамбульском саммите, так же должен был видеть и в  ряде резких шагов В.Путина, пришедшего после к власти. Мог ли он предположить, что в случае такой жесткой позиции русских, США пойдут на уступки, то есть согласятся  разделить с Россией прибыль, ожидаемую от этих глобальных геополитических проектов? Хотя было бы наивно  делать  такие  предположения, тем более, что тот момент Р.Кочарян был уверен, что позиции США намного более выигрышные и в частности «шелковый путь» станет реальностью. Так же наивно было верить  в возможность совмещения  российско-американских интересов в южнокавказском регионе. Несмотря на это, Кочарян озвучивает такое предложение. Конечно, Кочаряна не назовешь  наивным человеком. Значит, остается предположить, что пропагандируя идеи совмещения российско-американских интересов и «регионального комплементаризма», он, тем не менее, должен был прекрасно понимать их утопический характер. И в итоге, все походит на то, что, открыто одобряя западные проекты, г-н Кочарян говорит о российских интересах для того, чтоб, скажем так, несколько смягчить резкие антироссийские оттенки, звучавшие в этом заявлении.

Зачем Кочаряну нужна была новая система
региональной безопасности?

Верность последней идеи подтверждается и другим обстоятельством. В выступлении Р.Кочаряна имеется еще одна интересная идея- «создание системы региональной безопасности», «замораживание  военной ситуации».
Речь, разумеется, шла о новой системе региональной безопасности по той причине, что в 2000-м  фактически была та же ситуация, что наличествует и сейчас. Ее основные составляющие - собственные вооруженные силы региональных стран. Плюс к этому в регионе  существует также прямое военное присутствие России, что придает особенность всему региону. Причем в 2000-м было две российские военные базы - в Армении и в Грузии-Ахалкалаке. Как такая система региональной безопасности воспринималась каждой из южнокавказских стран - факт известный. В общей сложности, картина такова: в свое время Грузия была против присутствия российской базы  в регионе и это закончилось расформированием военной базы в Ахалкалаке. Азербайджан также открыто не принимает  присутствия российской военной силы, что в итоге привело к тому, что у РФ была отобрана Габалинская радиолокационная станция. А вот для Армении российская военная база как в 2000-м, так и сейчас имеет исключительное значение. Хотя бы потому, что защищает армяно-турецкую границу - то, что сама Армения, надо признать, что в условиях наличия карабахского конфликта  просто не в состоянии осуществить по причине нехватки как  человеческих ресурсов, так и финансовых возможностей. Отметим, что именно поэтому Азербайджан всегда стремился к выводу российской военной базы из Армении. В таком случае ясно, что Армения была бы вынуждена  значительную часть своей небольшой военной мощи направить  на защиту армяно-турецкой границы, что существенно ослабило бы наши  позиции на армяно-азербайджанском участке.  А Азербайджан,  не имеющий «второго фронта», получил бы возможность очень  спокойным образом  дать военное решение карабахскому противостоянию.
Словом, как в 2000 году, так и и сейчас действует именно этот вариант системы региональной безопасности, что наилучшим образом соответствует интересам именно Армении. Так о каком «создании новой  системы региональной безопасности» говорил в таком случае Р.Кочарян? Кому нужно было менять  имеющуюся систему? Азербайджану, а может, Грузии, Турции, США?  Им точно нужна была новая система кавказской безопасности , конкретнее - распределение сил, так как последние две страны не имели военного присутствия в имеющейся системе, а вступить им мешало присутствие России. То есть, польза этим странам от создания новой системы очевидна. Но зачем же Армении была нужна эта новая система, начать осуществление которой так упорно призывал Роберт Кочарян?

Второй президент Армении, выступая в конце  января  2000 г. на экономическом  совещании в Давосе по вопросу южнокавказского региона и, естественно, Армении, предлагал «предпринять...создание системы безопасности». Это предполагало прежде всего «заморозить военную ситуацию», итогом чего должно было стать «процветание региона, отсутствие разделительных линий».

Кто чьи мысли повторял: Кочарян -Алиева
или наоборот?

Непонятно, чем не нравилась Р. Кочаряну существовавшая в тот период региональная система безопасности, и, конкретнее - являющаяся ее составляющей армянская военная база РФ, которая охраняет нашу страну от турецкой агрессии не только в наши дни или в начале 2000 г, но и делала это в годы арцахской войны. Именно фактор российской военной базы и предотвратил несколько раз в 1992- 1994 гг. реальные попытки Турции вступить в арцахскую  войну и в результате дал возможность Армении сосредоточить все силы в азербайджанском направлении и одержать победу в войне. Кто-то, а уж активный участник войны Р.Кочарян  должен был прекрасно осознавать факт небходимости сохранения системы безопасности региона в неизменности, то есть он должен был быть поборником сохранения существовавших силовых взаимоотношений. Однако факт остается фактом, что Р.Кочарян предложил создать новую «систему региональной безопасности». Причем, предложил не только в Давосе, но и за несколько месяцев до этого- на состоявшемся в ноябре 1999 года саммите ОБСЕ в Стамбуле. А конкретнее - в Стамбуле в числе других бумаг было и такое решение- создать новую систему безопасности Кавказского региона. Однако примечательно, что на том же Стамбульском саммите президент Азербайджана Гейдар Алиев говорил о необходимости  создания новой системы безопасности в той же тональности, что и Р.Кочарян, а иногда- теми же словами: «Я призываю создать на Южном Кавказе декларацию безопасности  и сотрудничества… Она должна исключить иностранное военное присутствие и разделительные линии в регионе, предотвратить агрессию и этнические чистки,        сепаратизм и терроризм…. Такая декларация призвана установить в регионе мир, стабильность и безопасность, способствовать  расцвету экономики и сотрудничеству демократических республик Южного Кавказа…»
Ряд авторитетных аналитиков именно Гейдара Алиева считают инициатором идеи создания системы безопасности и сотрудничества на Южном Кавказе. Однако суть этого предложения в итоге приводит к идее так называемого «Большого Кавказа», имеющую длинную историю. А вот одним из первых, кто в постсоветский период предложил  объединить Южный Кавказ, был, пожалуй, первый президент Грузии Звиад Гамсахурдия. В дальнейшем эта идея с некоторыми изменениями появилась у Эдуарда Шеварднадзе, который  подписал  с  находившимся в марте 1996 года с  визитом в Тбилиси Гейдаром  Алиевым декларацию «О мире, стабильности и безопасности в Кавказском регионе», в основе которой лежала именно эта идея Объединенного Кавказа. Эта идея до сих пор периодически появляется. Ярким ее поборником был и экс - президент Грузии Михаил Саакашвили, который многократно заявлял, что «Объединенный Кавказ не имеет альтернативы». Ясно, что президенты Грузии центром Объединенного Кавказа считали Тбилиси, а Гейдар Алиев - Баку.
Отметим, что в действительности именно эта идея «Объединенного Кавказа» и была озвучена на Стамбульском саммите ОБСЕ. И Роберт Кочарян предлагал создать «новую систему региональной безопасности»  именно на основе этой идеи, которая «прозвучала также на Стамбульском саммите». Причем не стоит забывать, что это предложение в Стамбуле озвучил Гейдар Алиев. Хотя Р.Кочарян официально высказывался в пользу создания системы общей кавказской безопасности еще до Стамбула, в частности - за две недели до Самбульского саммита во время встречи  с французским сопредседателем Минской группы  ОБСЕ Жан - Жаком Гайардом. Та же идея, независимо от Г.Алиева, лежала в основе выступления Кочаряна в Стамбуле.
Насколько предложения Алиева и Кочаряна в детальном  плане похожи, дополняют  друг друга или различны- это тема отдельного изучения. Точно одно - у обоих была та идея, что одной  из важнейших предпосылок создания подобной системы кавказской безопасности  является карабахская проблема. Кроме того, до Стамбульского саммита оба президента встречались в формате «лицом к лицу» более полутора десятка раз, и вряд ли во время  этих встреч они подробнейшим  образом не обсуждали вопрос системы кавказской безопасности.
Отметим также, что Р.Кочарян был не единственным в политической верхушке Армении, кто высказывался в пользу идеи «Объединенного Кавказа». Можно  вспомнить ряд подобных заявлений министра ИД  того времени Вардана Осканяна, озвученные приблизительно за два месяца до упомянутого давосского выступления Кочаряна -  в середине  декабря 1999 г., то есть, именно в те дни, когда сопредседатели Минской группы ОБСЕ всячески убеждали министра обороны РА Вагаршака Арутюняна одобрить идею «коридора Мегри». Так, говоря о том, что в случае продолжения  чеченского противостояния российско-американские отношения серьезно ухудшатся, Осканян заявил, что в этом случае Армения будет вынуждена сделать между ними выбор. Конкретнее-  что Ереван  «может пересмотреть свою сбалансированную позицию в отношениях с Россией и США». В условиях, когда Россия и в то время считалась стратегическим партнером и  гарантом безопасности Армении, а с США официально были просто хорошие  отношения, нетрудно понять, в чью пользу бы был этот «пересмотр отношений». Тем более, что  на фоне ухудшения российско-американских отношений Осканян видел решение в «необходимости создания новой системы безопасности Большого Кавказа». Но также  был  более чем прозрачный намек, что если русские не прекратят чеченскую кампанию, как того требовали США, то Армения  сделает выбор в пользу США. Естественно, это означало также перспективу вывода российских войск из Армении, то есть вряд ли бы этот фактор остался в новой системе кавказской безопасности.
А что думал Р.Кочарян, который предлагал сформировать такую систему кавказской безопасности, которая с одной стороны так напоминала стамбульское выступление Алиева, а с другой стороны - была одним из вариантов идеи «Объединенный Кавказ»? Здесь также отметим, что некоторые мысли Кочаряна довольно похожи на подходы, описанные американским идеологом  Збигневым Бжежинским в его книге «Великая шахматная доска». А некоторые  выражения, сделанные Кочаряном во время давосского выступления, почти слово в слово дублируют  Бжежинского. Словом, второй президент РА в Давосе предложил перенести на реальную почву ту идеологию,  полную формулировку  которой дал Бжежинский и которая в конце 1990 гг лежала в основе южнокавказской политики США. То есть, через Южный  Кавказ достичь энергетических и других  природных ресурсов Каспийского региона и  Центральной Азии, направить их тем же путем к западу и таким образом сформировать тянущуюся от Турции до северного Китая разделительную линию, которая, с одной стороны, лишит Россию всех возможностей выйти через регион Иран-Афганистан к Индийскому океану, а, с другой стороны, не даст Китаю возможности пользоваться энергетическими ресурсами Центральной Азии и Ближнего Востока. Бжежинский считал это жизненно важной для США проблемой, точнее- гарантом выживания в глобальной  экономической войне с Китаем. Вот насколько  США удалось или не удалось за прошедшее десятилетие  и наш период  осуществить эту глобальную задачу- это другая сторона вопроса. Для нас важен, несомненно, то, какие подходы были у Армении в вопросе этой, как выразился в Давосе Р.Кочарян «большой игре». И это давосское выступление Кочаряна с идеей «создания системы региональной безопасности», основанной на  «предложениях, прозвучавших на Стамбульском саммите», свидетельствует что как минимум в области публичной политики армянские власти «играли» в пользу американской политики. Тем более, если учесть открыто адресованную русским угрозу Осканяна изменить «сбалансированную позицию» нашей страны.

То, что как на Стамбульском саммите, так и по различным иным поводам президенты Армении и Азербайджана Роберт Кочарян и Ильхам Алиев высказывали практически одно и то же мнение по такому важнейшему вопросу, как  создание новой системы региональной безопасности, дает основание предполагать, что подобные обсуждения у них проходили во время их приблизительно двадцати личных встреч.
Нетрудно догадаться, что являвшиеся основой для встреч Кочарян-Алиев обсуждения карабахского вопроса, а точнее-  связанные с ним варианты решений также должны были лежать в основе других глобальных планов, относившихся к нашему региону. «Вариант Мегри»? Возможно, что так. Но речь не об этом, а о том, что весь этот процесс однозначно размещается в рамках ожиданий США от  нашего региона, в американскую политику. Приведем всего один пример: 16 ноября 1999 г. директор компании «АрмРосгазпром» официально заявил, что «Газпром» выразил готовность финансировать  более половины расходов на строительство газопровода Иран-Армения и обеспечить газопровод  оборудованием. Контроль над проектом будет осуществляться  создающимся специальным консорциумом, в состав которого  будут вовлечены  «Газпром», министерство энергетики РА, французская Gaz De France и иранская национальные газовые компании. По этому проекту предусматривалось снабжать иранским газом как Грузию, так и Турцию и Северный Кавказ. Однако в итоге только спустя годы был постороен газопровод, конечной точкой которого стала Армения. Провал ряда подобных глобальных планов- результат  ряда глобальных ошибок внешней политики Армении, а конкретнее- печально известного комплементаризма.
Вопрос в том, в какой именно момент внешняя политика Армении полностью переместилась в плоскость этого комплементаризма? Здесь уместно напомнить, что Вазген Саркисян ровно за две недели до своей гибели  заявил: «Уже в самые ближайшие сроки в Армению войдут самолеты «МИГ-29», предусмотренные  для обновления авиационного парка российской военной группы в РА».  А спустя месяц после этого в Стамбуле президент РА Кочарян говорил о новой системе безопасности Южнокавказского региона, которая предполагала вывести из региона иностранные войска, что в первую очередь  относилось к российской военной группе в РА, так как официально других иностранных войск  в регионе просто не существовало. Таким образом, до «27 октября» фактическое руководство Армении высказывалось за усиление российской военной базы, а после «27 октября» опять же фактическое руководство Армении говорило о совершенно других процессах. Так что же произошло? Вместе с «27 октября» в Армении, наряду с изменением фактического руководства страны, фактически произошло резкое изменение внешнеполитического вектора страны?
Здесь, естественно, сразу возникает вопрос: не было ли одной из причин «27 октября» желание резкого изменения  направления внешнеполитического вектора нашей страны, одним из основных моментов которого является решение карабахского противостояния «вариантом Мегри» или каким-либо другим форматом, за чем последовало бы открытие  армяно-азербайджанских, армяно-турецких границ? Кстати, говоря об этом, отметим  также, что заместитель госсекретаря США Строуб Телбот, который, как мы уже представляли, 27 октября в Ереване пытался посредством встреч Кочарян-Алиев довести до конца договоренности, связанные с урегулированием карабахского противостояния, и в тот же день  уехал в  Москву, спустя всего два дня заявил в Москве о своих планах возвращения в Ереван. Объяснение было следующим: «Личное выражение соболезнования по просьбе президента и госсекретаря США руководству Армении в связи с происшедшими в Ереване трагическими событиями». В свое время этот визит никак не комментировался . Однако в профессиональных кругах до сих пор муссируется версия, что смысл этого визита в том, чтобы не выпустить из-под контроля  процессы, возникшие в новой ситуации после «27 октября». Кстати, именно в рамках этого визита г-н Телбот сделал одно любопытное заявление, что его «присутствие в Армении и случившееся никоим образом не связаны друг с другом». А также то, что «27 октября» имеет «гуманитарное , политическое  и геополитическое» значение. Что имел в виду г-н Телбот - это другой вопрос. Однако вне сомнений то, что именно после «27 октября» внешняя политика Армении стала полностью комплементарной. И уж  наверняка экс-министру ИД Вардану Осканяну известно, какой громадный финансово-экономический урон понесла наша страна в течение времени из-за всего этого.
То, что  после «27 октября» не только процесс карабахских переговоров, но и внешняя политика Армении в основном, скажем так, размещались в рамках интересов США в нашем регионе, не вызывает сомнений.  Насколько эта ситуация была  связана с «27 октября», скорее всего, со временем получит свое фактическое обоснование. Считаем, что не вызывает сомнений  и тот факт, что в результате тех же геополитических «игр»  в  2000 г. (и в дальнейшем также) Армения оказалась в центре жесткого экономического давления со стороны  России, что сыграло важную роль в вопросе направленности геополитического вектора нашей страны.
Но, наверное, говорить, что в результате всего этого мы окончательно отказались  от печально известной идеи «коридора Мегри», было бы ошибкой. Конечно, во второй половине 2000 г. процесс карабахских переговоров  пошел в несколько ином русле. Во всяком случае, если накануне «27 октября» и сразу после этих событий различные высокопоставленные лица высказывали весьма оптимистичные  мнения о поспешном решении карабахской проблемы путем заключения соглашения, то в 2000-м подобные заявления звучали  все реже и реже. Более того, постепенно переговорный процесс вошел в довольно затяжной этап, что свидетельствует, что просто не было возможности воплотить в жизнь договоренности, приобретенные в 1999 г. во время встреч «лицом к лицу» Кочарян-Алиев, и  возникла необходимость их изменения. Однако если в конце 1999 г. процесс  вокруг «коридора Мегри» дошел до того, что сопредседатели Минской группы  ОБСЕ уже требовали  согласия у министра обороны Армении, то можно предположить, что уход в отставку с нескрываемого одобрения США ряда высокопоставленных чиновников Армении, имевших пророссийские взгляды, должен был  привести к поспешному урегулированию  противостояния  именно по этому принципу.  Однако факт, что окончательное соглашение не было подписано и, более того - переговорный  процесс вошел в затяжной этап. Вероятно, это можно объяснить тем, что Россия резко активизировала свое участие в переговорном процессе. Кроме того, хотя процесс и стал затягиваться, однако частые встречи Кочарян-Алиев и тайные обсуждения  в начале 2001г. также довольно активизировались...
Обратимся к «Парижским принципам». Впервые этот термин прозвучал в первые месяцы 2001 г. Забегая вперед, напомним, что если последовавшие за ними «Мадридские принципы» карабахских переговоров сегодня во всех нюансах стали собственностью общества, то  даже спустя десятилетие, то есть, до сих пор эти «Парижские принципы»  - под семью печатями. Почему, что это за механизм такой, который  не рассекречивается  даже спустя столько лет, когда он уже  ни на что не пригоден? Можно найти множество объяснений  этому. Однако, если судить логично, то придем к следующему объяснению: рассекречивание этих давно вышедших из повестки дня принципов может поставить  перед теми, кто их разрабатывал и одобрял, ряд нелицеприятных вопросов. Какого порядка будут эти вопросы, можно представить, исходя из того, что «Парижские принципы» не появились в одночасье из ниоткуда, то есть, они должны  были быть органическим продолжением процессов 1999 г.
Как бы то ни было, после продолжительного перерыва очередная встреча Кочарян-Алиев состоялась в Париже  26 января 2001 года. Особенностью этой встречи было то, что она прошла под непосредственным контролем  Жака Ширака, президента одной из сопредседательствующих стран Минской группы - Франции. Один только этот факт уже свидетельствует, что как минимум, Франция и США на этом этапе переговоров имели очень серьезные намерения.

(Продолжение следует)
Кероб САРГСЯН