В 1999 г.  были  решения

Обо всем этом мы поговорили, чтобы подчеркнуть, что в октябре 1999г, накануне саммита в Стамбуле, для США имело чрезвычайное значение  добиться каких-нибудь, пусть предварительных, соглашений вокруг Карабаха, и с этой точки зрения абсолютно понятна та сверхактивная ситуация в переговорах, которая царила в течение октября. Понятно также, почему в Армению один за другим приезжали такие деятели, так сказать, геополитического значения,  как Питер Розенблат и Строуб Телбот. Деятели, которые, повторимся, для принятия личного участия в глобальных проектах потратили бы свое время только в том случае, если бы эти проекты определенно находились на этапе созревания. Как отметили, таким глобальным процессом были переговоры вокруг Карабаха, то есть, логика  событий подсказывает, что в октябре 1999 г.  переговорные  процессы в этом направлении  были  до такой степени созревшими, что  теоретически  уже была возможность  подписания  конкретных соглашений.
А вот был ли «вариант Мегри» основным гвоздем этих переговоров - это другой вопрос. Для того чтобы говорить об этом однозначно, мы проанализируем в дальнейшем еще ряд обстоятельств. Однако сейчас логически заметим: до сегодняшнего дня  многократно говорилось о том, что на этом этапе переговоры были сосредоточены на «варианте Мегри»,  столь же многократно  звучали опровергающие это заявления, однако отметим, что после этих опровержений скобки так и не были  открыты.

Таким образом, визиты, совершенные  в Армению некоторыми  американскими  высокопоставленными официальными лицами , однозначно свидетельствуют, что переговоры  Гейдар Алиев- Роберт Кочарян по вопросу Карабаха в этот период времени достигли своей кульминационной точки. Понятно также, почему американцы  в эти дни были столь решительно настроены: на ноябрьском  1999 г. саммите ОБСЕ намечалось решить такие вопросы геополитического значения, которые должны были окончательно вытеснить Россию из Южно- кавказского региона и поставить под полный контроль США  пути,  ведущие к  нефтяным и газовым запасам Каспийского региона.
Саммит в Стамбуле
Планы по строительству обходящих Россию нефтегазовых путей, несомненно, появились не в 1999г. Западные нефтяные магнаты думали об этом еще во время существования Советского Союза. Планы стали более реальными после развала СССР и перешли в стадию реализации уже в 1992-1993 гг. Причем  еще на этом этапе некоторые политические круги утопавшей в полном хаосе России четко осознавали ту огромную опасность, которая угрожала стране, вплоть до потери целостности государства, если бы транскаспийские нефтегазовые планы стали реальностью . При этом, в начале  1990-х пытались их притормозить, в основном воздействуя на  Азербайджан, чтобы он отказался от заключения с Западом  договоров по эксплуатации своих нефтяных залежей. Одним из основных рычагов воздействия была Карабахская война. Приведем всего два примера: 30 июня 1993 г. президент Азербайджана Абульфаз Эльчибей предусматривал заключить с «Бритиш Петролеум» и другими энергетическими  гигантами в Лондоне  глобальный договор по использованию нефтяных запасов своей страны. Не удалось, так как  4 июня того же года полковник Сурет Гусейнов, получивший серьезную военную поддержку РФ и однозначно находившийся под российским влиянием, организовал восстание и лишил Эльчибея власти. В октябре 1994 года в Баку Гейдар Алиев вновь собирался подписать этот договор, и накануне этого тот же Гусейнов предпринял еще одну попытку переворота. Однако уже не было того важнейшего фактора - карабахской войны, который так помог Гусейнову во время первого переворота; вторая попытка  провалилась, и Алиев подписал «Великий нефтяной договор».
И вот в конце 1990-х процесс находился на этапе поисков путей для доставки в Европу энергетических потоков, предусмотренных «Великим нефтяным договором». Причем именно в те дни специалисты указывали, что наиболее удобный и дешевый путь- это проход по территории России - либо через Чечню, либо через Дагестан. Однако весь вопрос был именно в том, чтобы обойти Россию, и поэтому основной упор был сделан на вариант Южный Кавказ-Турция-Европа. Если прибавить к этому чеченское восстание,то  становится вполне понятно, какие громадные политические преимущества получили бы США в случае удачного осуществления этих нефтегазовых планов и в каком бы тяжелом положении оказалась Россия. И вот последний гвоздь в этом вопросе должен был быть забит именно в Стамбуле на саммите ОБСЕ.
Самым примечательным было то, что в Стамбуле договоры энергоносителей вовсе не выставлялись на первый план.  Одним из  направлений   была Чечня, то есть от президента РФ Бориса Ельцина ожидали, что он возьмет на себя обязательства уважать права  чеченского народа или другие договоренности в том же роде. Однако на этот раз Ельцин упорствовал, что имело свои глубинные причины. В частности, в тот период времени российские провластные силы начали восстанавливать свои  прежние позиции, например, должность премьер-министра уже занимал Владимир Путин. В итоге Ельцин, как сообщало агентство «Ройтер»: «Хлопнув дверью, уехал из Стамбула, заявив, что  едет заниматься проблемой Чечни…» В конце того же года Ельцин отказался от поста президента, к власти пришел Путин, что определенно изменило ход истории.
Но в любом случае в первый же день Стамбульского саммита- 18 ноября между Азербайджаном, Турцией, Грузией и Казахстаном был подписан  договор о Баку-Джейхан. Это произошло как-то незаметно, без излишней  торжественности. До такой степени, что освещавший течение саммита российский журналист писал: «Я внимательно изучил комментарии российской и зарубежной прессы: почти ничего не было». Только единичные публикации, и то указывался  только сам факт подписания договора…

Пути энергоносителей и «коридор Мегри»

Таким образом, старт строительства  первого транскаспийского трубопровода, обходящего Россию, был дан именно в Стамбуле. Он тем не менее должен  был пройти по Грузии, а не по Армении.  Но отметим два важных обстоятельства: предусматривалось построить нефтепровод с ежедневной  пропускной  способностью максимум 1 млн. баррелей, что довольно скромный показатель. Так как в те дни господствовало убеждение, что в каспийском регионе сосредоточена нефть, равнозначная запасам Саудовской Аравии, которая «может в 21-м веке стать основной базой топлива  для  Запада». В таком случае, кроме Баку-Джейхан, надо было построить другие, в несколько раз более мощные  трубопроводы с ежедневной пропускной способностью в общей сложности 6-7 млн. баррелей (если не больше). А одним из лучших и дешевых путей для этого, по мнению одного из специалистов, считался «путь  из Азербайджана через междуречье Кура -Аракс к Мегри, затем- в направлении Нахичеван-Турция к Средиземному морю». И тот же источник замечает также, что после ухода Росси с Южного  Кавказа, «урегулирование  иранского вопроса тоже не создаст   каких-либо сложностей». А при этих обстоятельствах уже и иранские нефтяные потоки приблизительно «в районе Нахичевана могут присоединиться к  идущим из Азербайджана трубопроводам, что в плане расходов  создаст возможность значительной экономии». Для этого нужно было решить один «мизерный» вопрос: после удаления России  из  Южного Кавказа  надо  было быстро решить вопрос карабахских переговоров, в том числе  вопрос территорий, расположенных южнее Карабаха и прилежащих к Араксу, затем- вопрос Мегри. То есть, опять мы сталкиваемся с проблемой «коридора Мегри».
Второе обстоятельство: «27 октября» резко изменило течение процесса переговоров. Как, какие предусмотренные или непредусмотренные механизмы стали действовать в этих условиях? Ответы на эти вопросы, которые, безусловно, дадут возможность составить определенное представление о сути «27 октября», нуждаются в серьезном анализе. Однако основной факт заключается в том, что если после вашингтонской встречи  26 апреля 1999 года  до октября Кочарян и Алиев четырежды встречались в формате «лицом к лицу», то после октября процесс переговоров вошел в активную стадию только год спустя - в конце 2000 г.: очередная встреча между Кочаряном и Алиевым состоялась в Париже 26 января 2001 года. Ее особенностью стало то, что спустя незначительное время начались официальные разговоры о так называемых «парижских принципах», что является основным гвоздем этого нашего исследования.
Но после «27 октября» проявились еще два существенных  обстоятельства. Первое - 17 декабря 1999 года, то есть фактически сразу после «27 октября», с поста командующего карабахских вооруженных сил был освобожден Самвел Бабаян, и до сих пор нет объяснения, почему. Спустя короткое время, 22 марта 2000 г., было совершено, мягко говоря, странное покушение на президента НКР Аркадия Гукасяна, в котором был обвинен и арестован Самвел Бабаян. Независимо от причин этой истории, отметим, что таким образом был нейтрализован тот военные деятель, который после убийства Вазгена Саркисяна  реально мог взять на себя его организационные функции  в армии.
Второе: 25 марта 2000г.  президентом РФ был избран Владимир Путин, который сразу перешел к сверхактивным действиям в Чечне, а также существенно поднял уровень участия РФ в южнокавказских процессах.

Русские активизируются

Отметим, что тот факт, что процесс переговоров вокруг Карабаха в октябре 1999 года достиг своей кульминации, не вызывает сомнений. Не будем сейчас говорить о том, что основной упор на этом этапе  переговоров  делался на «вариант Мегри», хотя ряд обстоятельств, фактов напрямую свидетельствуют об этом. Не будем пока связывать как этот этап переговорного процесса, так и «вариант Мегри» с «27 октября». Прежде чем обратиться к этим темам,  вернемся к Стамбульскому саммиту ОБСЕ,  состоявшемуся в ноябре  1999 года.
Мы уже отметили, что, какие стали происходить в России  изменения во власти  и как стало меняться участие РФ в южнокавказских процессах. Владимир Путин,  и.о. президента РФ, в конце января 2000 года на проходившем в Москве  саммите руководителей стран СНГ участвовал в трехсторонней встрече с Робертом Кочаряном и Гейдаром Алиевым, и в результате этой встречи было заявлено, что Россия намерена вести более активную политику в процессе урегулирования карабахского вопроса. А в действительности это означало, что В.Путин  начинал теснить открыто «монополистский» статус США в карабахских переговорах. Вместе с этим  в Москве состоялась встреча в формате «3+1» руководителей трех южнокавказских республик и РФ , по окончании  которой прозвучало совместное заявление, которое было как минимум неприемлемо  для Армении. Так, говорилось о построении отношений между сторонами на основе норм международного права, в том числе считалось предпочтительным право  территориальной целостности  государства. Кстати, идея преобладания принципа территориальной целостности государства была включена также в заключительный акт  Стамбульского саммита ОБСЕ, который подписала и Армения.
Следующий факт: почти сразу после упомянутой московской встречи - 29 января, в Давосе состоялась еще одна трехсторонняя встреча, однако  на этот раз вместо Путина с Робертом Кочаряном и Гейдаром Алиевым  встретилась госсекретарь США Мадлен Олбрайт. Так самая Олбрайт, в вашингтонском офисе которой,  напомним, впервые в качестве президентов встретились Кочарян и Алиев. И вот после встречи в Давосе госпожа Олбрайт заявила, что  «президенты Армении и Азербайджана в процессе своих откровенных диалогов вышли из рамок предложений Минской группы ОБСЕ и стремятся найти более новаторские  и смелые решения карабахского противостояния». Сложилась интересная ситуация: всего за неделю до этого заявления говорилось об активизации роли России в переговорах, на что, разумеется, требовалось много времени.И вот официально, на уровне госсекретаря США намекается, что руководители Армении и Азербайджана в действительности намного обогнали процесс переговоров и благодаря покровительству США стоят на пороге  соглашения. Это был прямой намек на то, что необходимость в активизации России просто и не чувствуется, а конкретнее -  русских не очень-то культурным образом гонят подальше от переговоров. О каких  «смелых решениях» шла речь, если почти во всех заявлениях этого периода есть намеки и прямые слова об идее обмена территорий, т.е  о «варианте Мегри». Однако в данном случае - факт, что заявление Олбрайт по сути делалось от имени Кочаряна и Алиева. Более того: если спустя неделю после московской встречи двое президентов  под американским покровительством опять идут на встречу, то это открытый намек, что для них предпочтительнее о конкретных решениях говорить в присутствии госсекретаря США, а не президента РФ, что также похоже на адресованный русским жест «держаться подальше от переговорных процессов». Уже не говорим о том, что спустя короткое время после встречи в Давосе с президентом Биллом Клинтоном  Гейдар Алиев заявил, что давосские обсуждения «станут дополнительным стимулом для окончательного решения противостояния».

Тормозящие факторы

Ясно, что все это означает также в какой-то мере вражду с русскими, и встает вопрос:  почему Кочарян пошел на это. Самым логичным объяснением  было то, что упомянутые г-ой Олбрайт и развивающиеся под ее покровительством  «смелые решения» в геополитическом плане были для России неприемлемым вариантом. То есть, мы покрутились и опять пришли к «варианту Мегри». И неслучайно, что в этих обстоятельствах в течение всего 2000 года наблюдался целый ряд жестких шагов России по  отношению к Армении. Первым было решение о временном прекращении газоснабжения Армении  с 1-го февраля. Насколько подобные периодически звучащие угрозы достигали своей цели? Приблизительное представление об этом помогает составить сделанное в Вашингтоне заявление Вафа Гулузаде, многолетнего советника президента Азербайджана в те дни: «Достижения Армении, направленные на урегулирование карабахского противостояния, превращаются Россией в ничто». Более того, он одновременно утверждает, что Москва - разжигатель этнических региональных конфликтов и в этом контексте велика «вероятность осуществления новых столкновений, убийств и даже переворотов». Ясно, что в словах этого опытного азербайджанского политического деятеля наблюдается также стремление как можно больше очернить Россию в глазах США. Однако от этого общая логика не меняется. В 2000 году на Южном Кавказе при покровительстве США активно продолжался процесс передела региона по антирусской модели, что пыталась не допустить всеми возможными способами только-только пришедшая к власти администрация В.Путина. Здесь все ясно: бурными темпами продолжалась чеченская война, в которой Запад в те дни  пытался снизить по максимуму активные действия  официальной Москвы. Если бы параллельно с этим удалось полностью переместить Южный Кавказ в зону американского влияния, вывести из региона  последнюю российскую военную базу, то сложно было бы сказать, как бы изменилась история России. А для этого нужна была одна «незначительная»  деталь: побыстрее решить вопрос карабахского противостояния, после чего факт наличия российской военной базы в Армении вызвал бы большие вопросы  уже в самой нашей стране.
Однако следующим существенным фактом в этой ситуации было то, что если после «27 октября» Р.Кочарян продолжал активные переговоры по вопросу Карабаха, вплоть до того, что возникла вероятность «смелых решений», однако в то же время, с одной стороны, существовало российское периодическое  давление, а с другой стороны - внутри самой Армении в этот период Кочарян еще не имел абсолютной власти. Еще была достаточно сильна, скажем так, команда Вазгена Саркисяна. Минобороны возглавлял Вагаршак Арутюнян, благодаря действиям которого в последовавшие  после «27 октября» дни провалились большие геополитические планы. И наконец, в карабахских военных кругах власть Самвела Бабаяна была еще абсолютна. Все эти три фактора были против такого механизма урегулирования противостояния, как «вариант Мегри». И в основном именно из-за воздействия этих факторов названные госпожой Олбрайт «смелые решения» так и не были осуществлены на фоне  «27 октября». И только во второй половине 2000 года стали заметны серьезные изменения  в перечисленных событиях.

То, что после «27 октября» переговоры по вопросу Карабаха, развивавшиеся в 1999 г. сверхбыстрыми темпами и которые, по  звучавшим тогда заявлениям, вот-вот должны были получить свое решение, где-то приблизительно в середине 2000 года публично стали довольно пассивными, хотя в тени - активное движение было - это факт. В частности, еще в начале 2000 года  Россия заявила о повышении уровня своей активности в этих переговорах, а в противовес этому США устами своего госсекретаря Мадлен Олбрайт заговорили  о вхождении переговоров в завершающий этап, о том, что президенты Армении и Азербайджана Р.Кочарян и Гейдар Алиев «стремятся найти более новаторские и смелые решения карабахского противостояния».

Кочарян укрепляет свои позиции

Однако по поводу этих «смелых решений»,  сверхмеры  напоминавших «вариант Мегри», Россией  в эти дни было проявлено откровенно сильное недовольство,  которое многократно в течение 2000 года выражалось в виде  экономического давления на Армению.
Понятно, что угрозы крайне слабой, «погрязшей» в чеченской войне и ставшей мишенью для различных террористических нападений России в плане политико-экономического давления могли иметь более слабое воздействие на Армению, чем если бы те же самые угрозы исходили с Запада. Однако параллельно с этим в  среде кадровых  военных  Армении разговоры о  «варианте Мегри» воспринимались  в штыки. Такое же отношение проявляла  и политическая команда Вазгена Саркисяна, где заменивший брата и ставший  премьер-министром Армении Арам З.Саркисян многократно публично высказывался против такого решения. И, в конце концов, фактор  Самвела Бабаяна, хоть и ослабившего в какой-то мере свои позиции в кругу карабахских военных, однако,  еще пользовавшегося  определенным влиянием. Причем, хотя после «27 октября» С.Бабаян открыто и поддерживал Роберта Кочаряна, даже пригрозил двинуть войска Армении в случае каких-либо действий против него, однако факт остается фактом, что Кочарян всегда относился к Бабаяну с большой осторожностью, и трудно сказать, как бы последний повел себя в крайней ситуации. Словом, все это означает, что если бы Р.Кочарян попытался без учета  всех этих трех факторов, особенно позиции вооруженных сил Армении, дать ход упомянутым г-ой Олбрайт «смелым решениям», то вряд ли смог бы избежать отставки.
Заметим, что в первые же месяцы 2000 года все эти три перечисленных фактора были один за другим нейтрализованы. Все началось с того, когда нескольким лицам  было присуждено звание генерала, но без представления министром обороны  их к получению этого звания. За этим последовали, опять же без согласования  с министром, назначения заместителей  министра (Манвел Григорян, Гагик Мелконян, Юрий Хачатуров, Артур Агабекян, Микаэл Григорян), что также было нарушением действующего порядка. А когда  в конце марта министры обороны РА и РФ подписали три важных договора о сотрудничестве, более того - русские открыто стали говорить о планах строительства ГЭС в Мегри (вряд ли выбор места был случайным), в Армении быстро разработали и приняли закон «О координации деятельности исполнительной власти РА во внешней политике», который всю внешнюю деятельность государственных структур  просто поставил под контроль министра ИД  В.Осканяна.  Уже 2 мая был отправлен  в отставку министр обороны Вагаршак Арутюнян, что произошло также без учета мнения премьер-министра. Спустя считанные дни очередь дошла до Арама З.Саркисяна - его также отправили в отставку, а заменил его на этом посту Андраник Маргарян, что так же, как и  возведение  некоторых соратников Вазгена  в ранг генералов и размещение  их  в Минобороны на высокие должности, нейтрализовало команду В.Саркисяна. И параллельно с этим за тюремной решеткой оказался Самвел Бабаян,  и в итоге власть Р.Кочаряна стала абсолютной.

Накануне «Парижских
принципов»

Любопытно то, что эти внутриполитические изменения не только откровенно поощрялись США, но и периодически звучали заявления высокопоставленных лиц, которые напрямую связывали все это с карабахскими переговорами. Например, почти сразу после отставки премьер-министра и министра обороны РА  сопредседатель Минской группы  Керри Кавано заявил: «Ситуация, царящая в настоящее время в Армении и Азербайджане, способствует  продолжению и углублению мирного процесса урегулирования карабахского противостояния, и США готовы активизировать свои усилия в этом направлении для достижения результатов».  Почти одновременно - 18 мая во время очередной встречи сопредседателей, проходившей в Женеве, основной упор был сделан  на формирование «более оптимистичной атмосферы» вокруг противостояния. Именно эта «атмосфера» и «должна сделать возможными уступки не только руководителей Армении и Азербайджана, но и общественности двух стран». Заметим, что если под уступками подразумевался «вариант Мегри», то заставлять «общество Армении» идти на уступки на деле было невозможно, пока в нашей стране еще не произошли упомянутые внутриполитические изменения. А это означает, что то, что Запад не только закрывал глаза на происходящее, но и поощрял, надо связывать с желанием формирования «более оптимистичной атмосферы» вокруг карабахских переговоров. Грубо говоря - «Кочарян, возьми абсолютную власть, чтоб смог в нужный момент подписать документ».  В связи с этим можно заметить, что в середине 2000 года параллельно с укреплением позиций Р.Кочаряна  внутри Армении наблюдается активизация карабахских переговоров. В частности, после того как состоялась очередная довольно жесткая встреча Р.Кочаряна с Владимиром Путиным. В то же время во время очередной встречи Кочарян -Алиев в рамках московского саммита стран СНГ Россия выдвинула определенные предложения  урегулирования конфликта, пытаясь этим  активизировать свою роль в этом процессе. Однако прежде всего Г.Алиев на протяжении всей встречи настааивал на  идее «возврата оккупированных территорий без предусловий». За этим, естественно, последовал столь же жестокий отказ Кочаряна. Ясно, что на фоне формулировки «смелые решения», данной г-ой    Олбрайт переговорам Кочарян - Алиев, эта московская «перебранка» походила  на полный абсурд. Но отметим, что стороны как-то искусственно провалили российские предложения. Почему - понять нетрудно, учитывая, что спустя считанные дни - 27 июня  Р.Кочарян встретился с Биллом Клинтоном, а еще через три дня - с Жаком Шираком. Это были те встречи, за которыми последовал сверхактивный этап карабахских переговоров, который начался, так сказать, под покровительством французского президента и завершился на деле в Ки Весте, хотя  отголоски чувствовались до 2003 года.
Но прежде чем перейти к этому туру переговоров отметим, что в результате московской встречи сложилось впечатление, что Кочарян и Алиев организованно вновь попытались оттеснить Россию от процесса переговоров, а последовавшая  непосредственно после этого встреча с президентами США и Франции наводит на мысль, что стороны откровенно отдали предпочтение западному посредничеству. И, конечно, не случайно с этой точки зрения, что когда российский сопредседатель Грибков, приехавший в регион с визитом  в начале июля, заявил, что российские предложения остаются в силе, за этим   сразу последовала реакция Вардана Осканяна: «Эти предложения не внушают надежды  в плане сроков».  А это, по сути, означало, что Осканян от проходивших еще в 2000 году под покровительством США обсуждений Кочарян-Алиев ожидал довольно быстрого решения карабахского  противостояния, а московские же предложения оттягивали  решение. Опять все начинает напоминать печально известный «вариант Мегри»...
Во всяком случае, за всем этим последовала очередная российская экономическая угроза: в  начале  сентября спустя короткое время после довольно многообещающей очередной встречи Кочаряна и Алиева  в Нью-Йорке, президент РА посетил Москву. Там ему предъявили требование вернуть российский кредит в 113 млн. долларов. Это превратилось в общеизвестную   сделку  в формате «Имущество против долга», до сих пор не получившую  четкого  официального объяснения. И отметим, что с тех пор ряд армянских предприятий стратегического значения стали понемногу переходить под  контроль  русских. Оставим в стороне экономическую сторону этой   вызвавшей много пересудов сделки, отметим только, что в результате этого  существенно увеличились рычаги экономического контроля  РФ над Арменией и в той же пропорции уменьшились возможности армянской стороны  совершать неожиданные  для русских действия в карабахских переговорах.
Таким образом, спустя почти неделю после «27 октября» Роберт Кочарян уже не только говорил о карабахских переговорах, но и указывал на те условия, при наличии которых возможно будет достичь «поспешного урегулирования противостояния».  В частности, г-ну Кочаряну для этого нужна была «сильная власть как в Армении, так и в Азербайджане».

Геополитическое значение «коридора Мегри»

Фраза «сильная власть» в тот период, естественно, означала укрепление именно его власти - г-на Кочаряна. И как показало дальнейшее развитие событий, Р. Кочарян, частично вытеснив из системы власти ряд основных лиц (премьер-министра Арама Саркисяна, министра обороны Вагаршака Арутюняна), выдвинув ряд других деятелей и заткнув тем самым им рты,  уже в середине 2000 г. полностью укрепил свои позиции. Причем, все это происходило под звучавшие периодически с Запада одобрительные отзывы, что показывает, под контролем какой сверхдержавы предусматривалось после формирования «сильной власти» осуществить «поспешное урегулирование противостояния». Но каков был механизм «поспешного урегулирования противостояния», уж не «коридор ли Мегри»? Параллельно с рядом доказывающих это факторов рассмотрим следующий эпизод.
Прежде всего напомним, что приблизительно год назад в данном радиостанции «Эхо Москвы» интервью последний американский сопредседатель Минской группы ОБСЕ (после него у США  в Минской группе были только представители) Роберт Брадтке представил некоторые заслуживающие внимания обстоятельства: «Вместе с созданием Минской группы родилась также программа урегулирования противостояния, которой, по моему мнению, не хватало всего одного штриха, чтоб стать действительно удовлетворяющей обе стороны программой взаимных уступок. Это были предложения американского аналитика института мировой политики Пола Гобла».
Ничего нового Брадтке не сообщил, но самое примечательное в его заявлении то, что «план Гобла» до сих пор сохранил свою актуальность в различных вариациях. Более того, он является для США, как минимум, основным механизмом урегулирования карабахского противостояния. Еще конкретнее - все выдвинутые варианты «плана Гобла» - «Гобл -1», «Гобл-2», «Голб-3»  имели одно характерное сходство: во всех случаях основным считается обеспечение коридора Азербайджан-Нахичеван-Турция. А это означает, что в карабахских переговорах для США сверхзадачей было и остается именно это - обеспечение связи Азербайджан-Турция. Смысл ясен: эта связь означает также контроль над важнейшим путем восток-запад, проходящим по южнокавказскому региону. Время доказало, что это невозможно осуществить через Грузию. Во всяком случае - факт, что Запад так и не осуществил серьезные инвестиционные программы на грузинском участке, и вряд ли в свое время американские стратеги не учли эту перспективу. Поэтому существовал один способ решения проблемы - по возможности отдалить от России южнокавказский коммуникационный коридор восток-запад. Идеальным же местом для этого был Мегри. То есть, под видом «плана Гобла» или «коридора Мегри» (название не существенно) договор о перемирии мог сразу решить вопрос мирового значения - дать возможность сформировать проходящий по  южнокавказскому региону коммуникационный  коридор восток-запад, который бы находился на большом отдалении от России, т.е. появилась бы возможность серьезных вложений.

Геополитические притязания Роберта Кочаряна в начале 21 века

Мы заговорили обо всем этом только для того, чтоб подчеркнуть, что в свое время в пользу этих глобальных планов открыто высказывалось также бывшее руководство Армении. Так называемый «шелковый путь» - это по сути тот глобальный план, о котором мы говорили, путь, который должен был протянуться от Китая до Центральной Азии, Южного Кавказа, оттуда - в Турцию и Европу до Лондона. Самое главное - он должен был обойти Россию, находясь по сути под американским контролем. А вот выражение «возможности для Кавказа и Центральной Азии» дает основание думать, что г-н Кочарян, по крайней мере в то время, многого ожидал от этого проекта.
Тем более, что, по его оценке, «шелковый путь вполне реален, и те процессы, которые сейчас происходят в регионе, в том числе такие различные международные программы, как Трасека, Иногейт, говорят об этом».
Говоря о сути темы, г-н Кочарян описывает будущее в достаточно ярких красках: «Достаточно просто посмотреть на карту - это действительно кратчайший путь от Европы к Центральной Азии с возможным продолжением. Особую привлекательность этой программе придает наличие запасов углеводорода  в Каспийском бассейне, наличие серьезного ресурсного потенциала в Центральной Азии. Предполагаю, что все это вместе становится предметом и большой политики, и «Большой игры».  Роль Южного Кавказа с этой точки зрения особенна, т.к. это дорога к Центральной Азии, это как бы горлышко бутылки, в которую налито что-то привлекательное для крупного бизнеса, вообще для международного сообщества. И в этом контексте все страны региона Южного Кавказа и все страны региона Центральной Азии имеют общую выгоду, и возникает простой вопрос: мешает ли  «Большая игра» осуществлению этого проекта, выгодна ли она странам региона, или может ли она способствовать реализации серьезных экономических проектов?
Предполагаю, здесь нет однозначного ответа, ответ может быть и положительным, и отрицательным, и очень многое будет зависеть от того, насколько скоординированно будут действовать страны регионов -  Южного Кавказа и  Центральной Азии, насколько у нас получится сделать так, чтобы реализация этих планов не противоречила интересам ни южных, ни северных стран- соседей. То есть, очень многое зависит от того, каким будет акцент, как будет вообще развиваться политическая ситуация, и станем ли мы ареной пртивостояния, появятся ли новые разделительные линии в регионе, или же регион пойдет путем комплементаризма, путем попыток совмещения, а не противопоставления интересов».
По большому счету, мысль такова: в Центральной Азии (с возможным продолжением) есть большие богатства, которые можно доставить в Европу, причем через южнокавказский регион, так как и на севере, и на юге, то есть - у России и Ирана противоположные Западу интересы. И выход Р. Кочарян видит в печально известном «комплементаризме»: превратить Южный Кавказ в перекресток и пусть от этого «торта» свою долю заберут и Запад, и Россия.
Трудно сказать, действительно ли Кочарян верил, что на Южном Кавказе возможно совместить экономические интересы - с одной стороны России, Ирана, вплоть до Китая, и с другой стороны - Запада. Это при том, что в тот момент противоречия между этими двумя глобальными полюсами настолько были глубоки, что американские стратеги открыто представляли политические планы по разделу России на несколько частей и даже начали практическое осуществление этой идеи в Чечне…
Хотя, как показывает время, несмотря на эти оптимистические мечты Р. Кочаряна, интересы Запад-Россия в частности в южнокавказском регионе не только не совпали, но и эта бурная борьба дошла до опасности возгорания войны в Иране. То есть, говоря в свое время о совмещении интересов по направлениям север-юг и запад-восток, Р. Кочарян или просто не мог правильно оценить имевшуюся ситуацию, или сознавая ее, просто пытался показать России, что, одобряя американские планы, не пойдет на шаги, направленные против российских интересов. Но нет, этот второй вариант больше похож на блеф…

В нашей прошлой публикации произошла техническая ошибка: из последнего представленного в газете варианта выпал небольшой отрывок, где привело к некой неопределенности. Поэтому прежде всего разъясним смысл. Если в 1999-2000 гг.  на карабахских переговорах армянская сторона действительно рассматривала «вариант Мегри», то  он должен был отразиться  на внешней политике того времени нашей страны. С точки зрения геополитики так называемый «коридор Мегри» или «план Гобла» в конечном смысле представлял из себя обеспечение сухопутной связи Азербайджан-Армения-Нахичеван-Турция, которая дала бы возможность создать коммуникационный коридор,  тянущийся с запада к Центральной Азии, затем- до Китая.

Причем  проведение этого коридора через Грузию было не настолько  выгодно, так как он прошел бы в непосредственной  близости от России, то есть, был бы чрезвычайно уязвим, что доказала грузино- осетинская война 2008 года.

Геополитическая утопия или обычный «блеф»?

Одновременно отметим, что ряд основных вариантов знаменитой идеи создания так называемого «нового шелкового пути», то есть крупных коммуникационных путей, ведущих из Китая в Европу, связывались и связываются с путями, ведущими через Южный Кавказ. Объяснить это очень просто: прежде всего с географической точки зрения это  - кратчайший путь между Европой и Китаем, обходящий Россию. Второе - в случае смещения таких коммуникаций несколько южнее возник  бы ряд существенных проблем, так как он должен пройти  через Афганистан, Пакистан, Иран, по соседству с арабскими странами и только после этого достичь Турции. Словом, если есть задача связать по суше Китай с Европой, то альтернативы варианту Центральная Азия - Южный Кавказ нет.
После развала Советского Союза эта задача не просто была поставлена - для ее реализации уже был разработан ряд коммуникационных программ  ТРАСЕКА, ИНОГЕЙТ, НАБУККО, Транскаспийские энергетические потоки  и т.д., о претворении в жизнь которых говорится до сих пор, хотя с заметно меньшей настойчивостью.
Для воплощения в жизнь этих программ необходима одна «мелочь»: обеспечить прочную связь Азербайджан-Карабах- Армения- Нахичеван-Турция, то есть решить карабахское противостояние каким-либо механизмом. «Вариант Мегри» или «план Гобла», несомненно, мог бы стать лучшим решением.
(Продолжение следует)
Кероб САРГСЯН