Пятница, 29.03.2024, 16:53

 
   

Главная | |Регистрация |Вход

Меню сайта
Категории раздела
Обзор прессы [102]
Аналитика и Геополи́тика [52]
Армия [18]
Внешняя политика [7]
Наши баннеры


Коды баннеров
Друзья сайта


Архив записей
Статистика
Форма входа
Главная » 2011 » Ноябрь » 23 » В поисках выхода из опаснеишей ситуации
18:44
В поисках выхода из опаснеишей ситуации

Как остановить сползающий в пропасть гражданской войны Дагестан

Еще недавно дагестанцы с тревогой поглядывали на своих соседей – чеченцев. Именно оттуда, со стороны Чечни 12 лет назад произошло ваххабитское вторжение. Сегодня уже Дагестан все больше превращается в территорию нестабильности. Есть ли выход из этой ситуации?

Это страшное слово «Губден»

От того, что рассказывал этот работник Следственного комитета РФ, на душе с каждой минутой становилось все тревожнее и тревожнее. Как же такое может быть? И почему об этом молчат газеты?

– Да здесь есть целые районы, неподконтрольные официальной Махачкале. Приезжаешь в такой богом забытый поселок, а там здание администрации на замке, а сам глава в бегах. Как в Гражданскую войну: «Все ушли на фронт». Участковый, если его еще не убили, сидит дома с пистолетом в руке и на все вопросы отвечает из-за двери: «Никого нет!».

– Ну как же так, – не сдавался я. – Хоть какая-то власть должна быть. Должен же хоть кто-то на телефонные звонки отвечать да печати шлепать на документы.

– В таких селах и главы администраций – сплошь ваххабиты – подсадные утки. Днем ставят печати, заодно собирают информацию, а ночью берут автомат и в лес, – командированный из России на несколько месяцев молодой следователь, просивший не называть его фамилию, говорил мне это, похоже, на полном серьезе.

– Губден, – продолжал он, – одно из самых ваххабитских мест в Дагестане. Оттуда родом одних бандитских главарей сколько. Например, недавно уничтоженный эмир Дагестана Вагабов или нынешний смотрящий по Карабудахкентскому району Абусов. Гиблое место.

– А что местный имам? – пытаюсь найти хоть какую-то брешь в железной логике собеседника.

– Имам такой же, как и все, ваххабит. Трогать его просто боятся. Поговорите с солдатами, офицерами, которые там были. В магазин заходишь в форме – тебе ничего не продадут. Дети могут камнем бросить или показать, как голову будут отрезать. У них ведь в школе раздельное обучение: мальчики учатся отдельно от девочек.

– А при чем тут ваххабизм? В России до революции да и при Сталине детей тоже отдельно обучали.

Этого мой собеседник, похоже, не знал...

Еще раз прокручиваю весь разговор, сидя в бронированном уазике, который везет меня в Губден. После серии терактов, произошедших в селе и его окрестностях, этот небольшой поселок стал с подачи журналистов считаться чуть ли не гнездом ваххабитов в Дагестане. Колонна из нескольких «Уралов» с солдатами из национального дагестанского батальона, входящего в состав бригады Внутренних войск МВД России, движется в этот поселок, чтобы произвести смену товарищей, которые месяц несли здесь службу.

Коллаж Андрея Седых

На лицах моих попутчиков – офицеров-дагестанцев – усталость и отрешенность. Они немногословны. Губден? Да, однозначно бандитское село. Одних милиционеров местных сколько здесь погибло. Причины, по которой жители уходят в лес? Нет работы. Интересуюсь: что, в лесу хорошо платят? Все уверены, что да, но конкретную сумму назвать затрудняются. Спутники лениво поругали ваххабитов, ссылаясь на мнение своих дедов, которые, мол, хорошо разбираются в вопросах религии. А что сами? Самим, как признаются, разобраться в этих тонкостях сложнее. Верующих по-настоящему среди них, как я понял, нет.

На въезде в злосчастный поселок мне показывают два полуразрушенных дома по краям дороги. Здесь 14 февраля этого года произошел теракт. Тогда погибли два сотрудника дагестанского МВД, более 20 человек получили ранения. Делаю несколько снимков – взрыв, чувствуется, был неслабый: дома почти за полгода так и не восстановили.

Несколько минут езды по пыльной неширокой улице и поворот налево к заставе. Дальше прямо – центр поселка. Въезд туда венчает украшенная серпом и молотом арка с интересной надписью: «5000 лет объединению родовых поселений Бахру-кадар». Под ней просвечивается старый лозунг, прославляющий КПСС…

Зато не «Аллах акбар»

Застава оборудована по всем правилам военной науки. По периметру – ров с колючей проволокой. По углам – огневые точки, обложенные мешками с песком, с бревенчатыми крышами в один накат. На каждом посту – телефон. Часовые, как того требует устав, малоразговорчивы. С помощью разводящего удается выяснить, что по ночам посты иногда забрасывают камнями: «Провоцируют на выстрел – проверяют нашу бдительность». «Наверное, это мальчишки балуются», – предлагаю свою версию, однако сопровождающий меня офицер скептически качает головой: «Учитывая специфику села, жесткое воспитание в семьях, дети здесь по ночам сидят дома. Это – бандиты».

Войсковая застава разместилась на территории ПОМа – поселкового отделения милиции. На крыше под сенью дагестанского триколора – наблюдательный пост. При входе – мемориальная табличка с выгравированными портретами и именами убитых милиционеров. Пять человек, включая начальника ПОМа майора милиции Абдулмалика Магомедова, погибли в этом проклятом поселке. Для большинства из них он был родным.

Совсем рядом, на улице Гагарина – здание поселковой администрации. Прямо перед ним в тот же день, 14 февраля, только на несколько часов раньше прогремел первый взрыв. Тогда в помещении размещался взвод солдат и именно сюда пыталась проникнуть смертница, но ее не пустили. Поняв, что путь внутрь ей заказан, она привела в действие размещенное на теле взрывное устройство. На месте был убит вышедший в это время на крыльцо покурить солдат. Он единственный оказался без бронежилета. От женщины остались голова, две ноги и кисть. Это если не считать кишок и прочих внутренностей, развешанных по ближайшим кустам. Такой вот натюрморт. Я видел фотографии останков. Будь моя воля, разместил бы эти снимки в СМИ с соответствующими комментариями. Уверен, после этого желающих стать «невестой Аллаха» стало бы на порядок меньше. Какой же представительнице слабого пола, даже зомбированной идеями джихада, захочется предстать не то что перед Аллахом, перед неверными в таком непотребном виде?

По дороге к зданию администрации попадается увенчанный звездой памятник погибшим в Великой Отечественной войне односельчанам. Пытаюсь подсчитать, сколько же их пало на полях сражений в «сороковые роковые», и… сбиваюсь со счета – пять мраморных досок, испещренных трудно запоминаемыми фамилиями. Как выяснил позже, порывшись в Интернете, на фронт ушли более тысячи губденцев. 670 из них не увидели больше родного дома, упокоились в братских могилах. Еще 1200 жителей села в это время возводили оборонительные рубежи. Кроме того, свой вклад в общую победу губденцы внесли и деньгами, собрав приличную сумму на постройку танковой колонны и авиаэскадрильи. Так по крайней мере утверждает уроженец села профессор М. Абдуллаев. Сотни его земляков были награждены орденами и медалями за ратный и мирный труд. Многие ветераны, даже вернувшиеся с войны инвалидами, работали в совхозе. В живых их на сегодня на весь район осталось немного – чуть больше двадцати.

Рядом, словно в подтверждение хода моих мыслей, Доска почета – передовики совхоза. Последние изменения вносились в 2000 году. Читая имена и фамилии лучших бригадиров, животноводов, доярок, трактористов, прихожу в недоумение. В России, по крайней мере в тех местах, где приходилось бывать в последние полтора десятилетия, все, что сохранилось от совхозов-колхозов, давным-давно поросло быльем, заброшено, пропито и забыто. А здесь, судя по цифрам на стенде, совхоз относительно недавно процветал. По многим показателям план 2000-го перевыполнен. Чистая прибыль составила один миллион четыреста тысяч рублей.

Эх, спросить бы кого поподробнее… Но в здании с вывеской «Сельсовет Губденский» никого нет. Дверь закрыта. Вспомнился рассказ следователя о двуликом председателе-ваххабите. Однако эта мысль никак не вязалась с предвыборным избирательным плакатом «Справедливой России» над входом. Это, конечно, не «Слава КПСС!», но зато и не «Аллах акбар». Пока раздумывали, что делать дальше, нас пригласили в гости.

Должны остаться «нашими»

Живущая неподалеку женщина с интересным именем Написат раньше работала в администрации бухгалтером. С приходом нового главы ей пришлось уволиться. Теперь третий месяц сидит без работы, а значит, и без денег. Выручают, как могут, родственники. К слову, новый глава поселка, как и прежний, вовсе не прячется в лесах, а предпочитает принимать граждан на дому. Люди к этому привыкли и знают, где его искать.

Пока женщина угощала нас ароматным чаем с домашними лепешками чуду, я пытался разузнать, как протекает жизнь в Губдене. Гостеприимная хозяйка оказалась на удивление разговорчивой. Какого-то страха перед московским журналистом и сопровождавшим его военным она не испытывала. «А как же кровожадные вахи, их месть?» – этот вопрос читался в моих глазах, и Написат, улыбаясь, ответила: «Я же под охраной войск».

На самом деле, по ее словам, влияние ваххабитской общины в поселке сильно преувеличено. Да, есть такие люди, которые приняли эту непонятную большинству веру. Да, скорее всего это они убили нескольких милиционеров. Да, в Губдене несколько раз проводились оперативно-розыскные мероприятия, но большинство местного населения эти меры воспринимает адекватно и не симпатизирует радикалам. Убитого бандитами начальника поселковой милиции охарактеризовала очень положительно. Майор Абдулмалик Магомедов был очень отзывчивым человеком, пользовался у односельчан авторитетом – настоящий губденский Анискин.

Осторожно интересуюсь о ее религиозных взглядах, как настроен местный имам? В мечеть Написат не ходит, хиджаб не носит. Предпочитает скромный платок, положенный ее общественному статусу одинокой женщины (она в разводе) и возрасту. В свободное время предпочитает, как и ее ровесницы из сельской местности где-нибудь в России, телесериалы о несчастной любви и горькой женской доле. Не прочь также поболтать с соседками о местных новостях. А вот имам – порядочный человек. Он, кстати, просил всем жителям поселка передать, что если кто-то будет продолжать бросать в солдат камни, может получить в ответ пулю: «У военных есть приказ стрелять!». Такой вот вполне грамотный инструктаж.

Расспросил и про школу. Что в ней преподают? Школа в поселке средняя, а уроки проводятся по утвержденной Министерством образования республики программе. Имам здесь же устраивает факультативные занятия по основам ислама. Не все ребята, правда, по разным причинам, учатся. Таких наберется около 50 человек, но организована работа по вовлечению молодежи в учебный процесс, особенно после активизации в Губдене бандподполья.

У местных властей и духовенства есть, слава богу, единый взгляд на «молодежную проблему», которая стоит в Дагестане особенно остро. Суть ее в том, что юные дагестанцы должны остаться «нашими», то есть, воспитываясь на базе традиционных ценностей, быть лояльными нынешней власти. Насколько этот вопрос актуален, я убедился, когда гуляя пару дней спустя по Махачкале, набрел на группу парней. Они горячо обсуждали недавно завершившуюся спецоперацию под Кизляром. Сомнений, кому они симпатизировали, у меня по ходу разговора не осталось. «Наши» для них были те, кого мы обычно называем бандитами.

Война в Дагестане сегодня в первую очередь ведется не за деньги, власть или землю, но за умы и сердца молодежи. Кто завоюет ее, тот и победит. И сторонники дестабилизации это прекрасно понимают. Но порой бывает так, что власти, сами того не желая, им помогают.

Люди гибнут за… Хиджаб

В последнее время преподаватели и руководители учебных заведений наряду с сотрудниками правоохранительных органов и духовенством подвергаются наибольшей опасности в республике. Самым резонансным преступлением стал расстрел в июне текущего года ректора Института теологии и международных отношений Максуда Садикова. А месяц спустя – 6 июля во дворе собственного дома от рук убийц погиб директор средней школы села Советское Магарамкентского района 59-летний Сидикуллах Ахмедов.

«Очевидно, – писала по этому поводу газета «Дагестанская правда», – директору школы не простили, что он занимал активную позицию как защитник светских порядков. Его обвиняли в том, что он запрещает ученицам своей школы носить хиджаб. Это не первое убийство директора школы в Дагестане, совершенное по религиозным мотивам. В прошлом году была убита директор Шамхальской школы. В качестве мотива убийства также называли запрет на ношение хиджаба».

Вот, значит, почему заслуженных педагогов лишили жизни…

Мне, впрочем, непонятно упорство, с которым чиновники из республиканского образовательного ведомства выступают против того, чтобы ученицы надевали традиционный головной убор мусульманок. Ведь в школах, вузах и госучреждениях соседнего субъекта Российской Федерации – Чечни женщины и девушки в обязательном порядке должны быть с покрытыми головами. Кстати, это никак не отражается на результатах учебы или работы чеченок. И террористок-смертниц от этого не прибавилось. Скорее наоборот. По оценкам военных, в ЧР количество противоправных актов сократилось за первое полугодие 2011 года в 1,6 раза, в Дагестане же выросло более чем вдвое. Очевидно, запреты объясняются твердыми идеологическими установками и личной убежденностью «держать и не пущать» религию в школы на местах.

Противостояние светских норм и устоявшихся взглядов с требованиями верующих, число которых в Дагестане неумолимо увеличивается, способствует эскалации и без того непростой обстановки в республике. С одной стороны мы видим почтенных людей, воспитанных в период «славного советского» (атеистического) прошлого, которое принесло дагестанцам много реальных, в основном материальных благ. С другой – традиционалистов, чьи взгляды неразрывно связаны с религиозными корнями и духовными ценностями народа (вспомните характерный плакат на въезде в центр Губдена). Представители этого направления, считающие, что будущее за ними, не впечатляются разрушающимися памятниками достижений социализма прошлых лет.

На мой взгляд, власти проводят ошибочную политику. Неразумно, например, запрещать все, что вызывает непонимание или неприятие, связанное с воспоминаниями о «религиозном мракобесии», десятилетиями внушаемое советской властью: будь то платки-хиджабы, тюбетейки, бороды, выступления духовных лидеров по телевидению или уроки по основам традиционной религии в школах. Да и каков смысл запретов, если кругом только и слышны призывы к всеобщей толерантности и веротерпимости? Так зачем же самим провоцировать недовольство, устраивать «охоту на ведьм»?

С Западной Европы брать в данном случае пример не следует. У нас другие традиции и идеалы. Если европейские мусульмане, которые в своем большинстве во Франции, Италии или Германии – гости и должны, безусловно, прислушиваться к мнению хозяев, то их российские единоверцы живут на своих родовых землях испокон веков, являются нашими согражданами. Наши деды-прадеды бок о бок сражались на фронтах, отстаивая независимость общей Родины. Но порой некоторые доморощенные «специалисты» готовы сгоряча записать в экстремисты и ваххабиты всех инаковерующих и инакомыслящих. Сообщениями о таких фактах пестрят оппозиционные дагестанские газеты.

Упрямство, помноженное на элементарную религиозную безграмотность, может стоить стране очень дорого. И ссылки некоторых чиновников на светский характер государства, Конституцию – отнюдь не веский аргумент в споре с традиционалистами. Вести конструктивный диалог с ними на этой базе не получится. Для них куда значимее будут цитаты из Корана и примеры из родной истории. В любом случае надо действовать очень аккуратно, не оскорбляя религиозных чувств верующих. На Северном Кавказе это гремучая смесь, состав которой нужно досконально изучить прежде чем, размахивая Основным законом, подносить к ней горящую спичку.

Разумные уступки законным пожеланиям сограждан – реальный шаг навстречу гражданскому миру и согласию. Например, на родине имама Шамиля – в дагестанском селе Гимры девочки ходят в школу в платках-хиджабах. Местная власть сделала уступку крепкой мусульманской общине, сочтя ее просьбу разумной, взамен приобретя столь необходимый авторитет. Позитивно, хотя и медленно, решается этот простой вопрос и в Ингушетии, где, по данным силовиков, активность бандподполья за первые шесть месяцев 2011 года снизилась в пять (!) раз. Очевидно, во многом благодаря комплексному и гибкому подходу к решению проблемы экстремизма в первую очередь среди молодежи.

«Мама, я хочу в рай!»

В Дагестане известны несколько случаев, когда подростки уходили из дома, объясняя подобный шаг запретом родителей или учителей следовать религиозным взглядам, соблюдать обряды. Несерьезным, надуманным этот вопрос может показаться, если смотреть на него глазами московского обывателя. А для жителей Дагестана он стоит куда острее.

На улицах Махачкалы развешаны плакаты с портретами нескольких десятков потенциальных смертниц и смертников. В абсолютном большинстве это молодые люди 18–30 лет. Половина из них – девушки. Почти все в хиджабах. (Не разрешали? Так получите!) Самая запоминающаяся фотография – 14-летней Маликат Газиевой, оставившей вполне благополучной интеллигентной семье записку: «Мама, я хочу в рай! Аллах акбар».

Думается, главной причиной омоложения экстремизма, оттока молодежи в леса являются вовсе не деньги или отсутствие работы, как в этом очень хотят нас убедить, и даже не юношеский протестный максимализм, партизанская романтика. Причина скорее в отсутствии между занятыми собой родителями и детьми нормального взаимопонимания, теплых доверительных отношений. Ведь детям, часто так и не получившим от отцов или матерей ответа на главные вопросы бытия: ради чего, собственно, стоит жить, объяснять это берутся посторонние люди, которые прекрасно знают, что сказать на волнующую тему подростку. И проблема это не только Дагестана, Северного Кавказа, но и всей России. Примеры? Да сколько угодно. Те же «русские ваххабиты» Тихомиров, Хорошева, Раздобудько, Двораковский… Честное слово, не верю, что они приняли ислам, а затем стали ваххабитами из-за денег. Тут что-то другое, типа поиска истины, смысла жизни. Не дали им этого в свое время ни в светской школе, ни в атеистической семье.

На эту тему я разговаривал и с имамом Джума-мечети – главного религиозного центра Махачкалы – Мухаммад-Расулом Саадуевым, и с настоятелем единственного православного храма в дагестанской столице протоиереем Николаем Стенечкиным. Оба они считают, что говорить с детьми о вере, о Боге, о том, что такое правда и справедливость, учить ребят различать добро и зло, нужно с пеленок. Семь с половиной десятилетий советской власти в этом отношении – время упущенных возможностей, которые сейчас трудно наверстать. Следы этой бездуховности обнаруживаются везде, где льется кровь, идет братоубийственная война. Потому что место, которое должен занять в сердце человека Бог, занимает кто-то другой. Не в этом ли главная причина всех междоусобиц и нестроений? Именно крепкая вера, твердые духовные знания – тот самый антидот, способный обезвредить сектантскую, ваххабитскую отраву, которую льют в сердца и души молодежи пришлые люди с длинными белыми бородами.

Всяк сам по себе

Вспоминая все увиденное за время очередной кавказской командировки, убедился, как сильно искажается некоторыми СМИ информация о событиях в Дагестане. Как говорил знаменитый римский юрист Кассиан Лонгин Равилла, живший в I веке нашей эры: «Чтобы раскрыть преступление, думай, кому это может быть выгодно». Кому же выгодно нагнетать обстановку вокруг Дагестана на примере «ваххабитского» села Губден?

Без сомнения, бандитам. В их интересах запугать население, показать свое всевластие и всемогущество, убедить, что ситуация может решаться только силовым путем. И никак иначе. Но почему власти, особенно правоохранители и военные, верят этому блефу, чем фактически подыгрывают экстремистам? Ведь провести мониторинг ситуации на местности, изучить обстановку на самом деле не так и сложно. А сделанные из нее выводы прямиком ведут к разрядке, а не к эскалации напряженности.

Ведь любая война начинается с конфликта интересов. И задача истинного миротворца, разобравшись в природе противостояния, избежать столкновения. По обе стороны баррикад находятся люди, и чем больше общего их связывает, сближает, тем меньше шансов начаться кровопролитию.

Не берусь давать какие-то советы, но разве исчерпали себя такие формы народной дипломатии, как постоянные встречи, обмен мнениями между представителями власти, силовых структур и жителями тех населенных пунктов, где складывается такая же, как в Губдене, ситуация. Перманентные посещения военными, полицейскими и прокурорскими работниками школ, детских садов, участие в уроках мужества, культурных и праздничных мероприятиях. Периодические выступления людей в форме на телеканалах и в печати с рассказом о целях и задачах, которые им приходится выполнять в интересах мирных граждан. Или даже разумная помощь военных местным жителям в проведении сельхозработ. Наконец, совместные намазы в мечетях.

А кто запрещает эксплуатировать бессмертную тему участия дагестанцев в Великой Отечественной войне, восстановления Родины в послевоенный период, ведь вся фактура на примере воинского мемориала в Губдене налицо! Любой имам подтвердит, что все погибшие на фронте воины-мусульмане стали шахидами, попали в «сады Аллаха» – куда так настойчиво зовут доверчивую молодежь ваххабитские эмиссары, предлагая за это стать живыми бомбами.

К сожалению, на практике чаще всего бывает так: и военные, и местные – всяк сам по себе. Но фактически и те, и другие – представители одного народа, одной веры. Противоречий между ними в действительности гораздо меньше, чем пытаются представить радикалы. В Губдене проживают в основном даргинцы, их немало и среди военнослужащих батальона, несущего здесь службу. Изучал кто-нибудь эту ситуацию с данной позиции? Проще, конечно, смотреть на мир через прицел, подозревать всех окружающих в противоправных действиях, следуя подсказке всемогущих СМИ. И тогда вполне оправданным будет, ощетинившись пулеметами, настроить баррикад и совершать в поселок рейды исключительно с целью проверки паспортного режима, а потом гадать, кто и зачем бросает в расположение заставы по ночам камни – такова, увы, на сегодня роль военных в Губдене.

Может быть, сказывается опыт Чечни, где большинство солдат и офицеров батальона проходили службу, занимаясь умиротворением населения? Но ситуация в Губдене, Дагестане иная, чем там, и здешний народ нуждается не в умиротворении, а скорее во внимании и в урегулировании конкретных, часто решаемых на месте вопросов. В основу этого процесса должно быть положено взаимное доверие, подтвержденное конкретными делами.

Руководство страны пытается компенсировать отсутствие таких дел деньгами, затыкая «дыру» финансовыми вливаниями в явно паразитирующую на этом экономику региона (около 1,2 триллиона бюджетных рублей), наращиванием войсковой и полицейской группировки. Но способны ли эти два явно изношенных рычага остановить сползающий в пропасть гражданской войны Дагестан? Неужели кроме денег и штыков мы ничего не можем дать нашим соседям? Ключ к развязке событий находится в Москве: чем быстрее там поймут это, тем будет лучше.

Русские должны сохранить общегосударственное лидерство, вернуть авторитет мудрого «старшего брата», для чего вслед за «младшими братьями» им необходимо заняться возрождением национального и религиозного самосознания. Это, пожалуй, единственный мирный способ превращения Северного Кавказа из территории нестабильности в спокойный процветающий край.

Роман Илющенко,
подполковник

Просмотров: 650 | Добавил: voskepar | Рейтинг: 5.0/2
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
VOSKEPAR
АРМЯНСКИЙ ХЛЕБ
Календарь
Поиск
Мини-чат
200
ВОСКЕПАР ©2010 - 2024