...В моих руках старая книга, обыкновенное издание советского периода - сборник рассказов и роман. В букинистических магазинах ее не найдешь. Ничего не скажет вам и имя писателя: Юсиф Везир Чеменземенли, автор романа с лаконичным и многозначительным названием "В крови". Открываем книгу и узнаем, что роман повествует о событиях второй половины XVIII века в Карабахе, в период правления Ибрагим Панах-хана, а также о героической борьбе народов Закавказья против Ирана и других иноземных захватчиков. В центре романа - жизнеописание Шуши, фигуры Ибрагим-хана и его визиря поэта Молла Панаха Вагифа.

Любопытно. Раз так, можно прочитать. Роман написан хотя и простым слогом, но богат на бытовые описания и исторические подробности. И вдруг натыкаешься на нечто, поначалу вызывающее недоумение, а затем и вовсе всю смешанную гамму чувств, - от обиды до гнева с яростью.

Цитирую из главы XXV.

"Хан, - начал Вагиф, - на днях мне довелось увидеть прелюбопытную книгу. В ней описывается прошлое этих мест. Лет за тысячу до хиджры здесь, на земле Карабаха, жили огнепоклонники. Потом туранские племена, преодолев Вал Искандера, нахлынули со стороны Дербента и разгромили страну. Ирано-туранская война, описываемая в "Шах-наме", протекала именно здесь, в междуречье Куры и Аракса. Многое повидала наша земля...

- Ну а армяне в то время где обитали? - спросил хан.

- Армян здесь тогда не было, - объяснил Вагиф. - Они пришли много позднее. Здесь, в горах, они спасались от Чингисхана и Тимур-ленга".

Вот как. Оказывается, армян попросту не было: были огнепоклонники неизвестной национальности, отражающие нашествие неизвестно кого - алан, хазаров, лезгин - в неизвестную эпоху. Не было и исторической области Арцах, а монастыри Амарас, Дадиванк и Гандзасар, старинные поселения и кладбища - не что иное, как культурное наследие албанцев, историю которых так уверенно приписали себе "наследники" ибрагим-ханов.

Пойдем дальше (часть I, глава VII). "...За кальяном разговор постепенно оживился. Почему-то вспомнили армянина по имени Юсуф Амин, приехавшего из Лондона и несколько лет назад промелькнувшего в Карабахе. Вагиф выразил сожаление, что не повидался с этим, как говорят, увлекательным собеседником.

- Он красноречив, это верно, - деликатно заметил Мирза Алимамед, - однако у этого щедрого на слова молодого человека имеется один весьма существенный недостаток: он то и дело призывает собеседника к мятежу. Хан проявил великое терпение, все грехи Юсуфа Амина объясняя горячностью молодости.

- Да, - согласился с Мирзой Алимамедом священник Охан, - великое терпение и благородство. А человек этот весьма опасен. Родом он из Хамадана, учился в Лондоне, связался там с какими-то негодяями, они его и подбили... Поезжай, мол, на родину, собирай вокруг себя армян, учи, чтоб били басурман, а, в случае чего, мы поможем. Вот он и начал. Побывал в Дагестане, в Тифлисе, здесь у нас поразнюхал, у армянских купцов денег пытался раздобыть. В Учкильсе наведался к патриарху, а тот, безмозглый, благословение ему дал... Однако дальше дело не пошло. Потыркался он туда-сюда, видит, плохи дела, - в Индию подался...

- Мы были осведомлены о том, что Юсуф Амин прибыл сюда сеять смуту, - заметил Мирза Алимамед. - Он ведь и к Ираклию ездил, только не столковались они. По поручению хана я встречался с этим молодым человеком. Он мне все свои мысли высказал. За моей спиной, говорит, не кто-нибудь, сам английский король стоит. И если его пушки грянут, земля разверзнется. Нашпиговали они его крепко!..

- Безумцы! - взволнованно прервал его Охан. - Они не понимают самого главного! Нельзя ради выгоды английского короля причинять зло соседям, с которыми мы живем со времен Ноя бок о бок! Он будет угождать королям и падишахам, а народ ни за что погибать должен!"

Ну вот автор наконец назвал конкретное лицо: обрисовался этакий смутьян, политический авантюрист, более того, английский резидент и подстрекатель к межнациональной розни. Живут ведь в Карабахе два дружественных народа аж со времен Ноя. И вдруг появляется откуда-то из-за моря армянин и давай вовсю мутить воду в чужом краю.

Жизнеописание и деятельность Овсепа Эмина, переиначенные автором вместе с именем, знакомы каждому армянскому школьнику, и в каком именно качестве выставляют его Вагиф и Мирза Алимамед, меня мало трогает. Больше удивляет и возмущает позиция "священника Охана", горячо негодующего против деятельности Овсепа Эмина. Пастырь-лизоблюд, лицемерно пекущийся о своем народе в угоду хану - таким представлен священник Охан. Священнослужитель, у которого, как выясняется из разговора с Вагифом, есть две жены, не дающие бедняге по ночам покоя. Интересно, когда и по каким религиозным канонам армянским священникам разрешалось иметь несколько жен? Да и с хронологией у "святого отца" явная несуразица: тут либо тюрки-огузы должны бы жить в пределах Армянского нагорья в раннебиблейские времена, либо наш праотец Ной где-то заблудиться во времени и на своем ковчеге переместиться аж в средние века вместе с кочевыми племенами.

Если бы худшее в романе ограничивалось только этим! Цитирую из II части I главы:

..."Хан вызвал к себе шурина Джумшуда.

- Ты армянин, я мусульманин, - сказал хан голосом, не предвещавшим ничего хорошего. - Видел ли ты когда-нибудь от меня плохое?

- Упаси бог!

- Может, я или мой отец отца твоего когда-нибудь обижали?

- Нет, нет!

- Тогда чего же они от меня хотят, эти ваши мелики?! Иса, мелик Дызака, учинил бунт! На что он надеется? Не ведает, неразумный, что для меня изничтожить десять, сто таких, как он - все равно что воды хлебнуть!

- Конечно, - чуть слышно проговорил Джумшуд. - Но эти четверо безрассудных, они и с моим отцом вечно враждовали. Взбесились они!

- А взбесившимся ломают шею, - сказал Ибрагим-хан, все больше накаляясь. Мой отец из голов таких вот бешеных минарет в Хаджине построил, да видно не на пользу наука! Вас, армян, во всем моем ханстве шести тысяч не наберется - мигни я только - мокрого места от вас не останется! Агасы-бек! Немедленно отправь в Дызак три сотни конников! Схватить этого собачьего сына Ису и повесить! Не для того я его старшиной поставил, чтобы он смуту чинил! Дом, хозяйство - все сровнять с землей!"

Вот уж сказано, так сказано! И не иносказательно, не обтекаемо, а со всей откровенной прямотой - словно выстрел в упор. Это уже не просто выражение отношения к армянскому населению Карабаха - здесь налицо звериный оскал злобного и хищного стяжателя. А ведь все началось с того, что мелик Шахназар, который владел Варандой, пожертвовал пришельцам кусок земли, обогрел страждущих. Только вскоре мало земли им показалось, аппетит разыгрался, да и плодятся они, оказывается, не в пример другим. Понял мелик, кого впустил в свой дом, но только поздно было. А гости спустя всего пару десятков лет хозяевами стали, да по всему краю. Вдобавок перетащили к себе соплеменников из тех же огузов-джеванширов, кенгерлийцев, бехменлийцев, шахсевенов и прочую голодную безземельную шантрапу, а также переселенцев из Гянджи и Казаха (откуда родом и сам Вагиф). И вот они уже не племенные вожди, а беки и ханы, а вся эта земля - ханство! И уже не они, а меликский сын Джумшуд стоит с опущенной головой перед сыном Панах-бека и выслушивает оскорбления и угрозы.

Приведем, однако, еще одну цитату (часть II, глава XVI):

..."Казахец Ахмед-хан с полутора тысячей семей откочевал в Карабах, - докладывает хану писец. - Весьма обеспокоенный этим обстоятельством царь Ираклий при поддержке русских солдат напал на Гянджу и потребовал их возвращения. Используя этот повод, некоторые армянские мелики, и прежде всего Або и Межлум, а также монах Гандзасар снова взялись за свои козни, вступили за путь мятежа и неповиновения.

- И я этого Або выпустил из зиндана! - прохрипел хан, покусывая ус. - ...Агасы-бек! Тотчас же бери пятьсот всадников, отправляйся к этим армянам, и чтоб камня на камне не осталось! Межлума и монаха схватишь и привезешь ко мне!

Агасы-бек вернулся из армянских селений через две недели. Монах Гандзасар умер со страху - сердце не выдержало. Мелики Або и Межлум бежали в Гянджу".

Приведем к этому отрывку историческую справку: "5 ноября 1784 года шушинский хан Ибрагим под благовидным предлогом пригласил к себе на совещание властителя Гюлистана Абова Мелик-Бегларяна, джрабердского мелика Межлума и гандзасарского Католикоса Ованеса Хасан-Джалаляна и, нарушив клятву, заточил их в крепости Шуши. В 1786 году Католикос был убит в тюрьме, а мелики Абов и Межлум освобождены сподвижниками". Поскольку даты в справке и в романе совпадают и данные события действительно имели место, опечатка здесь исключается. Автор сознательно уничижает главу Арцахской епархии, низведя его до звания простого монаха, вместо имени зачем-то прилепив название монастыря.

Не станем приводить других цитат, только зададимся вопросом: кто позволил все это? Каким образом произведение такого рода смогло пройти жесткую цензуру сталинских 30-х при жизни автора и затем еще раз увидеть свет? Нет сомнений, что роман "В крови" создавался по определенному заказу и с соизволения ЦК КПСС и Союза писателей Азербайджана: такой контекст их устраивал и в 30-е, и в 70-е годы. В период багировского и алиевского правления "национальная самобытность" утверждалась за счет истории и культуры основных народов Закавказья - армян, удинов, лезгин, талышей. Сегодня все это цветет гораздо более пышным цветом.

Ну хорошо - с соседями все ясно. Но как же мы?! Идеологическое руководство ЦК КП Армении, Союза писателей, общественные организации - они-то все смолчали, приняли такое откровенное хамство со стороны соседнего "братского народа". Ведь был поучительный прецедент, связанный с выходом в свет исторического романа Григория Вермишева "Амирспасалар" - бесспорно талантливого и познавательного произведения, подвергнутого тем не менее разгромной критике, более того, изъятого из библиотек, из продажи как якобы "оскорбляющего национальные чувства и историю грузинского народа". Роман же Чеменземенли был попросту дополнен и переиздан уже в 80-е годы.
...После вековых потерь мы сумели наконец что-то вернуть, смогли отстоять свою правоту силой оружия. Не сумев удержать незаконно присвоенное, Азербайджан стремится к реваншу на идеологическом фронте. Этого никак нельзя допустить. Любой выброс антиармянской истерии должен получать адекватные оценки и отпор, как это делается на границах при подавлении активизировавшихся военных точек. Потому что идеологическая полемика - это та же линия фронта, живущая по законам войны.

Сергей ГУКАСЯН

http://www.golosarmenii.am/ru/20335/society/22875/