Храм был построен армянским царем Трдатом I в 76 г. н.э. Нет сомнения, что к постройке Гарни приложили руку греки. Об этом свидетельствует и сохранившаяся надпись на греческом языке (армяне тогда еще не имели своей письменности): «Гелиос! Трдат Великий, Великой Армении государь, когда властитель построил агарак царице (и) эту неприступную крепость в год одиннадцатый своего царствования…».

Типично греческая датировка события. Будучи лучшими математиками своего времени, греки, как известно, не вели счет годам, принципиально считая, что времена меняются, но не улучшаются, а потому не видя смысла в их нумерации. В своих исторических хрониках все даты они записывали так же, как это сделано в Гарни: такое-то событие произошло через пять лет после такого то события и за три года до другого события» и т.п. Вся греческая хронология восстановлена современными историками по таким вот «относительным» записям.

Храм Гарни был разрушен знаменитым землетрясением 1679 года и восстановлен только в советское время. Недостающие детали были изготовлены заново и таким образом, чтобы они подчеркнуто выделялись на фоне сохранившихся оригинальных (новые детали светло-серые и гладкие). Храм внесен ЮНЕСКО в список объектов Всемирного культурного наследия как образец правильной технологии восстановления древних архитектурных сооружений.

И еще раз Гарни.

Выступ скалы, на котором стоит Гарни, окружен с трех сторон глубоким ущельем и рекой Азат. Голова кружится, когда смотришь вниз.

В древности (I-й век, когда храм был построен, в Армении уже не древность!) на этом месте была крепость. Хотя стратегически ее расположение было выбрано весьма удачно, она все же была завоевана Урартским царем Аргишти еще в первой половине VIII века (!) до нашей эры – согласно найденной на территории Гарни урартской клинописи – после чего он собрал население Гарни и в качестве рабочей силы направил на строительство крепости Эребуни, на месте которой потом и вырос Ереван. До сих пор недалеко от храма существует неприметный поселок Гарни, которому, на минуточку, порядка трех тысяч лет!

И я там был, ну как не похвастать...

Монастырь Гегард расположен в ущелье той же реки Азат, что протекает возле Гарни. Часть комплекса находится внутри выдолбленных скал. Комплекс начал строиться еще в IV веке.

Наружная церковь Катогике в Гегарде. «Гегард» по-армянски значит «копье» (тоже легко запомнить!). Имеется в виду то самое копье, которым римский солдат пронзил Иисуса на кресте. По преданию, это копье, привезенное в Армению апостолом Фаддеем, хранилось в этом монастыре. Сейчас его наконечник находится в небольшом музейчике, расположеном прямо в Кафедральном соборе Эчмиадзина. Там же, в огромной раме за бронированным стеклом, выставлена щепка размером не больше нескольких сантиметров – сколок ковчега Ноя. Первое в мире христианское государство, где литургия – театр, кафедральный собор – музей с библейскими экспонатами, первые святые – женщины, не пожелавшие разделить постель с государем, – это и есть Армения.

Купол церкви Катогике.

Вход в церковь Катогике. Вертикальные треугольные ниши в плоских стенах не только служат декоративным элементом, но и делают здание более сейсмоустойчивым.

Один из входов в скальную часть. Если соберетесь в Гегард, не пропустите там знаменитый сталактитовый свод в одной из внутренних церквей. Я пытался его снять, и даже слайд сохранился, но это уж совсем стыдно показывать.

В Гегарде я впервые увидел хачкары (в переводе на русский «крест-камни») – плоские плиты с вырезанным крестом. Это не только надгробные плиты, как многие думают: их вырезали в честь закладки или окончания строительства нового храма или просто дома, в честь женитьбы, в честь рождения ребенка и т.д.

Хачкаров в Армении бесконечное множество. Они десятками стоят в монастырях, иногда их там так много, что ими выложены дорожки, и ты ходишь по этому каменному кружеву. Нигде так наглядно не проявляется золотое правило армянской архитектуры, как в хачкарах: никаких повторов! Двух одинаковых хачкаров не бывает, это отпечатки армянских пальцев в переносном и прямом смысле слова. К сожалению, я бывал в Армении, когда эра цифровой фотографии еще не наступила, и приходилось экономить каждый кадр слайдовой пленки. А жаль, ведь каждый хачкар достоин отдельной фотографии!

Протекающая рядом с монастырем речка Азат и изящный, сложенный из одних камней старинный арочный мостик.

Первый раз я приехал в Армению в 81 году на научную конференцию, которая проходила в Доме творчества Армянской Академии Наук, расположенном в долине (скорее, ущелье) реки Арзакан. Открывавший конференцию тогдашний президент Армянской Академии, взбежавший на трибуну в голубых джинсах и ковбойке, в конце приветственного слова сказал, что наука наукой, но мы тут в первую очередь гости Армении и обязательно должны познакомиться с этой замечательной страной. Я так близко принял к сердцу его слова, что уже на следующее утро вышел на дорогу, проголосовал первый же грузовик – регулярные автобусы по ущелью не ходили – и больше не появился ни на одном заседании, умудрившись пропустить собственный доклад.

Передвигался я в основном на попутках. Армяне большие патриоты своей страны, и стоило только сказать, что едешь смотреть какую-нибудь армянскую достопримечательность – и водители наотрез отказывались брать деньги за провоз.

В первое же утро в столовой Дома творчества, нависающей прямо над бегущим с гор Арзаканом, меня научили есть лаваш с завернутым в него пучком кинзы (по-армянски кинза – «гамен»). Этот простой, в разных вариантах, рецепт я сохранил на всю жизнь: абсолютно пресное, как у мацы, тесто с какой-нибудь острой зеленью – непортящаяся еда вечных странников.

Это я в первый или последний день той конференции. Было только начало лета, но днем в Ереване жара уже зашкаливала за тридцать, а всего в двух-трех часах езды, но уже в горах, в Арзакане вечерами было всего + 5! Отопители были отключены, и приходилось греться народными средствами. Лаваш с зеленью оказался отличной закуской. Я покупал его впрок внизу в деревне, возвращаясь вечером из своих странствий, а зелень мои армянские коллеги научили меня собирать прямо вдоль берегов речки. Вот эта, говорили они, показывая на фиолетовые листочки, сладкая, хороша в жаркое, а эти тонкие стебельки с кислинкой годятся к рыбе, а это риган, он ко всему идет. И они почти никогда не ошибались. Если же у них и возникали сомнения, они тут же переходили на армянский: негоже показывать чужестранцу, что чего-то не знаешь в родной стране.

Каждый день, спускаясь с гор, я проезжал деревеньку Арзакан и заприметил в ней дом, украшенный какими-то картинами. Однажды мне повезло: грузовик заглох прямо у входа во двор этого дома.

Я рискнул зайти. Навстречу мне вышел хозяин и мы познакомились. Звали его, кажется, Валерий. Я был приглашен в дом и усажен за стол, на котором появились сыр, лаваш, кинза и початая бутылка вина. Хозяин оказался деревенским милиционером. Как он мне объяснил, никаких преступлений в селе отродясь не было, так что свободного времени у него навалом. Дом, в котором мы сидели, он построил своими руками, даже оконные рамы сам сделал, но этого ему показалось мало, и он решил его украсить.

В большой комнате, выделенной под мастерскую, на огромных крепких столах лежали деревянные рамы, в которых он набирал свои мозаичные картины из кусочков разноцветного туфа, которые затем скреплял с задней стороны раствором цемента, и уже готовые картины крепил на стенах. Я спросил его, где он берет туф. Он ответил, что ездит на стройки и забирает остатки от облицовок. Мы вышли во двор. Там стояла старенькая 21-я «Волга», в которой оставалось только одно водительское сиденье. Весь остальной обьем был под завязку загружен обломками туфа. «Вот, только что привез, – сказал он, – еще не разгрузил». Однажды, рассказывал Валерий, его остановил гаишник и заставил разгрузить машину, заподозрив, что под туфом прячется браконьерская форель с Севана. Убедившись, что рыбы нет, и до конца не веря, что кому-то может быть нужен строительный мусор («Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда...» А.А.), он поехал за Валерием и, насмотревшись картин, сам привез на следующий день обломки туфа в коляске своего милицейского мотоцикла.

На этой картине, как обьяснил мне Валерий, он изобразил собственную свадьбу.

Про каждую из картин у Валерия была целая история. Например, про эту внизу он рассказывал примерно так: «Это пастухи пасут овец в горах, и они давно не спускались с гор. Но вот к ним пришел мальчик и принес письмо. Сейчас они прочтут письмо, разожгут костер, сделают шашлык и будут его есть». («Скоро вечер, вскипает приварок, они курят, как тени тихи. И из псов, как из зажигалок, светят тихие языки» – А.В.) Каждый рассказ Валерия хотелось записать, но я боялся, что меня вот-вот позовет водитель заглохшего грузовика. Во дворе к нам подошел мальчик и стал, что-то говорить по-армянски, но явно о картинах. «Сын?» – спросил я. Валерий погрустнел. «Нет, – сказал он, – мой не хочет, это соседский».

В Армении я неожиданно столкнулся с культом Шекспира. Многие мои тамошние коллеги, ставшие потом друзьями, имели «шекспировские» имена. Больше всего было Гамлетов, а в домах, где я бывал, кроме обязательной истории Армении на книжной полке стоял и томик Шекспира. Вот и тут на одной из картин, под окном, есть его портрет.

Отличное шоссе, идущее из Еревана вверх и на северо-восток, приводит к Севану – огромному горному озеру на высоте почти 2000 метров, так же, как и Кинерет в Израиле, единственному в Армении источнику пресной воды (вот уж точно: «География – мать Истории!»).

В северо-западной части Севана, как раз там, где проходит шоссе, расположен маленький монастырь Севанаванк («Черный монастырь»), от которого получило название и озеро. Когда-то монастырь был на острове, но в советские времена уровень озера искусственно был понижен (для орошения Араратской долины, а заодно для уменьшения его площади и бесхозного испарения воды) и монастырь оказался на берегу. От монастыря остались собственно только эти две церквушки IX века. В 80-х годах монахов в них уже не было.

До сих пор жалею, что не добрался тогда до расположенного чуть южнее Севанаванка монастыря Айриванк. Там рядом есть село Норадуз, в котором, как рассказывали мне мои армянские друзья, есть огромное собрание хачкаров – около тысячи (!) разных эпох и стилей.

Вообще самым большим собранием хачкаров раньше считалось кладбище в Джульфе. Это городок на юге Нахичеванской Автономной Республики, автономного эксклава в составе Азербайджана, на границе с Ираном. Город этот во времена средневековых войн много раз переходил из рук в руки. Его расцвет приходится на XVI век, когда он стал центром торговли шелком. По сохранившимся воспоминаниям путешественников, российских и европейских, посещавших Джульфу в 17-19 веках, там было от 6 до 10 тысяч (!) хачкаров. Даже трудно представить себе такое количество! Еще в 70-х годах прошлого века на старом армянском кладбище в Джульфе насчитывалось около трех тысяч надгробных плит-хачкаров. Кладбище в Джульфе начало уничтожаться Азербайджаном в 90-х годах прошлого века и было полностью уничтожено примерно к 2005 году несмотря на многочисленные публикации, протесты разных стран и ЮНЕСКО. Уже в годы тех моих путешествий я не замечал особой теплоты в отношениях с Азербайджаном, но советская власть, по крайней мере, всех заставляла оставаться заклятыми друзьями и в Джульфу тогда еще вполне можно было б съездить. Я этот шанс упустил.

После Севана дорога, перевалив через перевал, начинает сильно закрученный спуск к Дилижану, где спустя пару лет, на сей раз в Доме творчества композиторов, состоялась еще одна конференция, на которой мне опять посчастливилось побывать. Дилижан называют армянской Швейцарией. Живописный городок ползет по склону горы, вершины окружающих гор целый год в снегу. Дилижан расположен в центре современной Армении, так что из него было удобно совершать радиальные маршруты.

Возле Дилижана осенью.

Этот снимок я тоже сделал в Дилижане. Выцветшие на старом слайде краски создали монохромную гамму, что сделало снимок только интереснее. Было б поменьше пыли, можно было бы послать на конкурс.

Это Цахкадзор и хорошо сохранившиеся церкви монастыря Кечарис XI века. В советские времена в Цахкадзоре была главная база подготовки зимних олимпийцев с современными гостиницами, ресторанами и т.д. Но я снимал только старину: экономил пленку.

В 1930-м году в Цахкадзоре останавливался Осип Мандельштам. Сохранился даже деревянный дом, где он жил. Это тут было написано:

«Лазурь да глина, глина и лазурь,
Чего ж тебе еще? Скорей глаза сощурь,
Как близорукий шах над перстнем бирюзовым,
Над книгой звонких книг, над книжною землей,
Над гнойной книгою, над глиной дорогой,
Которой мучимся, как музыкой и словом».

В 18 км от Дилижана расположен монастырь Агарцин (X-XIII века). Широкоугольника у меня тогда еще не было, и я, как правило, не мог снять целиком всю панораму. Приходилось снимать по частям. Это главная монастырская церковь св. Богородицы.

Солнце зашло за гребень и, как это часто бывает в горах, сразу стемнело. Многие монастыри потому и сохранились во время бесчисленных войн, что строились высоко в горах, подальше от врагов.

В XII-XIII веках к церкви св. Богородицы в Агарцине был пристроен гавит. Гавит или жаматун – нежилое помещение полуцерковного-полугражданского назначения (аналогичное притвору), пристраивавшееся к церквям преимущественно с запада, этакий церковный конференц-зал. По тем временам гавит считался весьма большим сооружением, где главной инженерной проблемой было, конечно, перекрытие.

A километрах в 10, но на восток от Дилижана, в деревне Гош есть монастырь Гошаванк (XII-XIII века). Тут мне повезло, и я смог снять целиком всю его панораму.

Гошаванк, как почти все армянские монастыри, очень компактен, хотя включает множество построек: церкви, гавиты, книгохранилище. Все они стоят тесно прижавшись друг к другу.

Это тоже Гошаванк. У меня этот старый слайд до сих пор вызывает запах хрустящего осеннего воздуха и палой листвы.

Это гавит в Гошаванке. Окошки в гавитах обычно маленькие, что характерно и для романской архитектуры, когда вся стена несет нагрузку перекрытия и окна ослабляют ее прочность. В армянской «романской» архитектуре для освещения помещения часто делалось еще и отверстие в центре купола, которое называлось ердык.

«Делалось отверстие» – звучит просто, но при этом арка купола оставалась без верхнего замыкающего камня (он и по-аглицки не случайно называется «keystone» – ключевой камень) и строителям приходилось уравновешивать купол вертикальными сочленениями. На этом снимке это хорошо видно, а заодно хорошо видно, что купол поддерживается четырьмя арками (на снимке видны две). Собственно, из-за этого чисто инженерного решения и возникла каноническая крестово-купольная композиция православных церковных зданий (в центре главный обьем с куполом и четыре притвора, образующие крест), а вовсе не из за сакрального креста христианства, как многие думают.

Это еще Гошаванк. Проход между зданиями и горы на горизонте. Кадр хорошо сохранился, жаль не сохранилось посвистывание ветра.

Это там же. Насколько мне помнится, это разрушенный склеп Мхитара Гоша, основателя монастыря и его архитектора.

В Гошаванке есть великолепные хачкары.

И еще один.

Каждый обломок достоин фотографии.

Кто-то из моих армянских коллег вспомнил, что где-то тут за горой есть озеро Парзлич. Часа полтора ходьбы по осеннему лесу через перевал, и мы вышли к прекрасному безлюдному озеру.

Готовя эти слайды, я набрал в интернете «Парзлич» и прочитал, что теперь туда есть дорога, берега одеты в бетон, стоят ресторанчики, жарятся шашлыки и играет веселая музыка... А я застал еще вот такое зеркальное озеро.

Однажды, выпросив у директора Дома творчества РАФик с водителем, я и несколько моих коллег, приостановив аж на целый день все равно неизбежный научно-технический прогресс, отправились на север Армении в район города Алаверды (оказывается, «алаверды» это еще и город, а не только грузинский обычай посылать в ресторане бутылку вина на соседний столик в ответ на посланную ранее). Алаверды лежит в ущелье. Это металлургический город, там есть большой медный комбинат. Над городом в горах расположены два самых больших и знаменитых северных армянских монастыря – Ахпат и Санаин.

Этот снимок сделан на окраине Алаверды. Сам город тоже было бы интересно поснимать: вдоль улиц, круто идущих вверх, шли канатные дороги.

Оба монастыря примерно одного возраста (X век), и оба находятся под защитой ЮНЕСКО. Первым на нашем пути был Санаин. Это огромный комплекс, включающий церкви, гавиты, книгохранилища, часовни армянских князей и кафедральный собор Лорийского царства.

На заднем плане круглый гавит.

Трехярусная колокольня, одновременно самое большое в средневековой Армении книгохранилище (1063 год).

Это она же, но с другой стороны, а лежащие на земле плиты – хачкары.

Я забрался на третий ярус колокольни и поснимал крыши боковой галереи, кторые даже сверху имели разный, хоть и не видимый с земли, орнамент.