 Ровно
185 лет назад, 17 августа 1827 года разыгралась самая ожесточенная
битва Кавказской войны, итогом которой стало спасение Эчмиадзина
Сколько "моментов истины" было в армянской истории - не
счесть. И один из таких моментов настал в августе 1827 года, когда армия
персидского престолонаследника Аббаса-Мирзы вознамерилась ликвидировать
главный символ армянской веры - Эчмиадзинский кафедрал.
СЕВАСТОПОЛЬСКИЙ ПОЛК И АРМЯНСКАЯ КАВАЛЕРИЯ -
единственная оставшаяся в Эчмиадзине сила - были не в состоянии
противостоять натиску 30-тысячной армии. Тем не менее они отклонили
предложение о капитуляции и решили стоять насмерть. Не оставил
Эчмиадзинский монастырь и архиепископ Нерсес Аштаракеци, благословивший
воинов. В десятых числах августа персидская армия приступила к
массированной пушечной стрельбе по монастырю. Русские и армяне держали
совместную оборону. Помощи ждать было неоткуда.
И здесь произошло событие, которого не ожидал никто: ни командир
Кавказского корпуса Паскевич, ни воинство, оборонявшее Эчмиадзинский
монастырь, ни архиепископ Нерсес, ни 30-тысячная армия персидского
престолонаследника Аббаса-Мирзы. Это событие было настолько
незапланированным и неподготовленным, что стало "военным казусом" - оно
никак не вытекало из расклада сил и логики военного времени. Некоторые
комментаторы и ныне считают это "военно-стратегической ошибкой",
"недоразумением", "выступлением вопреки". Но именно это событие навсегда
вписало славное имя Афанасия Ивановича Красовского в историю армянского
народа.
Генерал решил выступить против целой армии - позже Ошаканскую битву
назовут самой ожесточенной баталией всей Кавказской войны. 17 августа
разыгралось кровопролитное сражение между 30-тысячной армией наследника
персидского престола Аббаса-Мирзы и 3-тысячным русским отрядом генерала
Красовского, спешившим на помощь Эчмиадзину. Проявляя изумляющую
храбрость и самоотверженность, отряд опрокинул бешеные атаки врага,
прорвал кольцо окружения, дошел до Эчмиадзина, спас монастырь от
разорения, а его малочисленный гарнизон, духовенство, местных жителей -
от истребления.
 ЭВОЛЮЦИЮ "РЕШИМОСТИ АТАКОВАТЬ" ИЛЛЮСТРИРУЮТ ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ ГЕНЕРАЛА КРАСОВСКОГО.
"АВГУСТА 14-ГО.
Сего числа поутру слышна была канонада в Эчмиадзине, и я
немедленно послал адъютанта моего Врангеля с партиею казаков к подошве
горы Карни-Ярх, пред моим лагерем в 10 верстах, отколь совершенно видны
окрестности Эчмиадзина. По возвращении его узнал я, что около Эчмиадзина
заметно движение неприятельских войск, а также, что большой лагерь
расположен на высотах при Ушагане <…> Пред рассветом получил я
донесение из Эчмиадзина чрез армян, с большою опасностью ко мне
пробравшихся, что неприятель в числе более 4-х тысяч устроил батареи и
приуготовляет оные усилить и приблизить к монастырю, и на словах
приказано сказать, что монастырю угрожает большая опасность <…>.
АВГУСТА 15-ГО.
Поутру слышна была опять канонада в Эчмиадзине. Посланными
чиновниками замечен неприятельский лагерь на том же месте в Ушагане и
такое же движение около самого Эчмиадзина. Осадная артиллерия, по
уведомлению генерала Сипягина долженствовавшая прибыть в сей день в
лагерь, только еще стягивалась от Кишляка к Амамлам. Известия из
Эчмиадзина не получил, но бежавшие от неприятеля 4 сарваза объявили, что
сардар Эриванский дал слово Аббас-мирзе через два дни представить ключи
Эчмиадзина, а сей последний обещал сардару подарить для Эривани всю
нашу осадную артиллерию. Таковые слухи, распущаемые в войсках
персидских, имели свое действие и ободряли их <…>.
 АВГУСТА 16-ГО.
Я все еще оставался при прежнем намерении идти атаковать неприятеля
немедленно по прибытии осадной артиллерии, с которою ожидал батальон
Севастопольского полка и два батальона Кабардинского, но поутру в 6
часов открылась канонада в Эчмиадзине, несравненно сильнее прежнего, и
беспрерывно продолжалась за полдень; заметно также было, что и войска
около Эчмиадзина значительно усилились. Потеря сего важного пункта,
необходимого для осады Эривани и Сардарабата, кроме унижения оружия
нашего, могла послужить большим ободрением для персиян и самым вредным
влиянием на наши провинции, а особливо магометанские.
Прибытия осадной артиллерии я хотя и ожидал с 17-го на 18 число, но в
таких важных обстоятельствах один час мог сделать невозвратный
переворот. В лагере у меня находилось 5 батальонов и рота пионер. Из
неоднократных опытов я в полной мере мог полагаться на доверие ко мне,
усердие и неустрашимость, одушевлявшие офицеров и солдат, почему решился
<…> в числе всех чинов до 3000 человек, выступить в сей день с
наступившим вечером к Эчмиадзину".
РЕШЕНИЕ, ПРИНЯТОЕ ВЕЧЕРОМ 16 АВГУСТА КРАСОВСКИМ - ВЫСТУПИТЬ С
ТРЕХТЫСЯЧНЫМ ОТРЯДОМ НА ОШАКАНСКУЮ ДОРОГУ, ознаменовало апогей героики
Русско-персидской войны. Утром 17 августа отряд генерала занял позиции в
двух верстах от Ошакана, откуда, как отмечал он сам, "открылись все
силы неприятельские под предводительством Аббаса-Мирзы", численность
которых доходила до 30 тысяч (об этом также есть упоминание в "Дневнике"
генерала).
О настрое персидского войска свидетельствует следующее сообщение:
"Можно сказать, что подобного никогда не бывало с персианами <…>
Колонны сарвазов, беспрестанно опрокидываемые картечами и штыками,
возвращались с новым бешенством в бой. Запальчивая стремительность
конницы изумляла нас, едва ли когда-нибудь можно было ожидать такого от
народа персидского".
Эчмиадзин со своей стороны переживал в течение всего боя минуты
страшного сомнения. Один из монастырских иноков, отец Иосиф, сидел на
колокольне и с ужасом следил за тем, как 3 тысячи русских воинов бились,
окруженные 30-тысячной армией самого Аббаса-Мирзы. Архиепископ Нерсес,
облаченный в праздничные святительские одежды, со всем духовенством
совершал божественную службу. Все время, пока происходило сражение, он
простирал вверх святое копье, омоченное кровью Христа, и просил с
коленопреклонением и со слезами победу благочестивому русскому воинству.
 Ошаканская
битва тем временем накалялась. Малочисленный русский отряд более семи
часов пытался прорвать персидское кольцо и выйти на помощь осажденному
Эчмиадзину. В этом и заключалась главная задача "безрассудного броска".
Сам генерал проявлял чудеса храбрости, и, ему самому едва удалось
избежать гибели. Лошадь под ним была убита, неприятельская граната
осыпала его новыми осколками и убила вторую лошадь. Красовский был
контужен в руку, правая ключица оказалась раздробленной. Поручик,
командовавший стрелками, подвел ему своего коня, причем усадили
раненного командира егеря. Генерал отделился от отряда, чтобы ободрить
своих стрелков, но был окружен вместе с ними. Почти все, кто находился
рядом, были зарублены, Красовский отбивался от ударов тонкой офицерской
шпагой.
В СМЕРТЕЛЬНОЙ СХВАТКЕ ВМЕСТЕ С РУССКИМИ ВОЕВАЛО И АРМЯНСКОЕ ОПОЛЧЕНИЕ.
И не только - Красовский писал "о геройском самопожертвовании армянина
Акопа Арютинова из персидской артиллерии. В самом разгаре боя он
направлял пушечные выстрелы так, что снаряды ложились не в русское, а в
персидское войско. Его арестовали <…> и сардарь эриванский
приказал выколоть ему глаза и отрезать нос, губы, уши и пятки.
Измученный и обезображенный, он успел добраться до Эчмиадзина.
Впоследствии русское правительство вознаградило его, назначив ему
единовременно десять червонцев и пожизненную пенсию в сто рублей".
К вечеру 17 августа отряд Красовского сделал невозможное –
прорвал массированный заслон, обратил в бегство осаждавшие монастырь
неприятельские силы и победоносно – под звон колоколов - вступил в
Эчмиадзин. Монастырь отворил ворота и встретил своих избавителей с
молебным пением. Архиепископ Нерсес обратился с речью: "Горсть русских
братьев пробилась к нам сквозь 30-тысячную армию разъяренных врагов. Эта
горсть стяжала себе бессмертную славу, и имя генерала Красовского
останется навсегда незабвенным в летописях Эчмиадзина".
Арис КАЗИНЯН http://www.golosarmenii.am/ru/20298/society/20715/
|
