Спюрк. Воистину как много в этом слове и горя, и драмы, и ностальгии, и побед, и поражений, и церквей, и школ, и рождений, и ... смертей. Да, Спюрк - это и смерть тоже. Как света не может быть без тьмы, так и жизни без смерти. Маршрут "Армении" пролегает по дорогам Спюрка, где есть не только армянские церкви, школы и дома, но и армянские кладбища. Так что рядом с жизнью и очагом есть и такая тема, как смерть, кладбище. К теме этой я шел долго.
Впервые в Спюрке я увидел кладбище в Лос-Анджелесе более четверти века назад. Возложил цветы на могилу Гургена Яникяна. В Сан-Франциско посетил огромное армянское кладбище "Арарат", где поклонился могиле Согомона Тейлиряна. Там же в мемориальном зале постоял у урны с прахом Уильяма Сарояна. Правда, здесь была половина праха. Вторая половина в 1981 году была перезахоронена по завещанию великого писателя в Ереване, в пантеоне им. Комитаса. В техасском Хьюстоне сегодня осталось мало армян, но там есть этакое бескрайнее кладбище с армянскими могилами. То же самое можно сказать о Бейруте, Алеппо, Каире, Багдаде, Тегеране, Исфагане, Марселе и многих населенных пунктах всех без исключения пяти материков. В конечном итоге речь идет о миллионах и миллионах могил и надгробий. И больше всего их на территории Турции, особенно Западной Армении, и на территории царской России (СССР). Почти везде сохранилось и охраняется местными властями то, что в цивилизованном мире называют святынями. Лишь в Турции и в созданной под ее давлением и эгидой Азербайджанской Социалистической Республике все стерто с лица земли подчистую.
Вот только один пример. В 1978 году, работая над книгой "Очаг", я в течение полугода путешествовал по всей Армении, посетив все без исключения населенные пункты республики. Стартом был Мегри, куда я поехал через Нахиджеван, получив на это официальное разрешение в МВД. Таков был закон, ибо Сталин превратил новоиспеченную Армянскую автономную республику Нахиджеван в сплошную пограничную зону. Годы спустя, 29 февраля 1988 года, на заседании Политбюро ЦК КПСС М.С.Горбачев выразит удивление, что пограничной была объявлена вся территория Нахиджевана. А это значит - даже армяне, родившиеся там, не имели права без пропуска поехать туда или хотя бы посетить могилы своих предков. И мы молчали.
Тогда, перед поездкой в Мегри, я посетил не только Джугу с тысячами и тысячами хачкаров, но и кладбища Знаберта, самого Нахиджевана, Ордубада и, конечно, Агулиса. При коммунистическом тоталитаризме еще кое-как удавалось кое-что сохранить. Но при капиталистической демократии вандализм был возведен в ранг государственной политики. Мало того чтобы оправдать свое зверство, азеры объявили на весь мир, что хачкар явление турецкое, назвав армянские шедевры малой архитектуры хачдашами. И мы молчали. Молчали не в советское время, а в эпоху независимости. Молчали, когда подчистую тысячи и тысячи сохранившихся в советское время хачкаров были выкорчеваны бульдозерами и вывезены вагонами. Молчали трусливо и гадко.
Слава богу, в абсолютном большинстве стран мира вопрос кладбищ стоит иначе. Скажем, в Сингапуре древние кладбища и церкви считаются национальным достоянием государства. На подходе к Сингапуру, зная, что именно в этом городе-государстве по-человечески относятся к прошлому, к исторической памяти, я решил вернуться к нелегкому разговору, к которому готовился долго и давно. В свое время, претворяя в жизнь генплан города, сингапурцы вынуждены были сносить некоторые строения старины, в том числе и кладбища. И мужи города, снося, скажем, кладбище, надгробия, вставляли могильные камни с надписями в специально возведенные стены, чтобы сохранить их. Казалось, зачем? Для чего? Вроде хозяев, родных и близких усопших давно уже нет. Но ведь в этом-то и гуманность, в этом-то и проявляется действенная цивилизованность, мораль, отношение к своей и чужой религии. Скажу, забегая вперед, что Бабас и Гайк сняли для нашего фильма ту самую стену с той самой армянской надгробной плитой.
А пока вернусь к теме, с которой начал. Да, мы посещаем и кладбища тоже. А в Мельбурне были на панихиде нашего соотечественника, присутствовали на похоронах. Вот тут и появились в блокноте отдельные заметки по теме "Живые и мертвые".
... Мельбурн. Панихида в церкви. В первых четырех рядах одетые в траур родственники. Перед алтарем - гроб. Закрытый. На крышке гроба цветы. Проводят панихиду святой отец Киракос и прибывший из Сиднея священник Партев. Узнал имя умершего. Виктор Тер-Погосян. Инфаркт. Гроб выносят восемь мужчин в униформах. Два лимузина. Катафалк.
Кладбище. Несколько десятков гектаров. Не просто земля, трава, деревья, а красиво, с умом, строго, словом, удобно. Обустроенный фантастических размеров парк с дорогами и соответствующими знаками. Участки с могилами греков, итальянцев, арабов, армян, евреев, русских и многих других. Практически все камни, памятники, скульптуры имеют почти один и тот же объем. Есть на этот счет определенные указания мэрии. Заказы тоже в большинстве выполняют специальные цеха, мастерские, находящиеся под эгидой мэрии. Они и отвечают за размеры. С каждым годом становится все строже.
Похоронили нашего соотечественника Тер-Погосяна не там, где написано "армяне", а на просторном поле, откуда издалека не видно надгробий. Это для нас нечто новое.
... Оказывается, есть много людей, которые не хотят, чтобы после смерти на них возложили тяжелый камень. Таковым был отец Виктора Тер-Погосяна Зограб Тер-Погосян. Таких на кладбище очень много. Прах (или даже тело) хоронят, и над землей можно увидеть лишь розовую плиту размером тридцать на двадцать сантиметров. Толщина плиты не более полутора сантиметров. Высечена веточка ивы, крест, имя, фамилия, даты. Иногда можно встретить еще несколько слов. Таких плит очень много. Сын не успел ничего завещать. Похоронили рядом с отцом. Но могила Виктора особая. На целом материке, где располагается всего одно государство с населением всего в двадцать миллионов человек, не просто экономят землю, а действительно думают о далеком будущем. Особенно если учесть, что речь идет о многомиллионном городе с его пригородами, городами-спутниками. Вот и у Виктора Тер-Погосяна вырыта могила глубиной более трех метров. И нетрудно увидеть, что есть над его гробом еще целых два этажа уже для последующих похорон.
... Давайте не будем ни обсуждать, ни тем более осуждать. Тема действительно тяжелая, сложная и в то же время тонкая. Однако, думаю, стоит провести некоторые параллели. Речь даже не об Армении (точнее, Республике Армения), а о мегаполисе Ереван.
Не собираюсь начинать дебаты. Но имею право, не вызывая никого на диалог, а тем более на споры, порассуждать, так сказать, вслух. Вопросом этим в свое время занимались многие. Незабвенный Серо Ханзадян в своем многотомном "Айренапатуме" рассказывает и о многих кладбищах Армении, Арцаха, Гардманка, Нахиджевана. И, помнится, как в Союзе писателей, где Сильва Капутикян попыталась раскрыть тему кладбищ, Серо в поддержку сказал: "Скоро маленькая Армения превратится в большое кладбище". Кстати, после выступления Сильвы по телевидению многие, мягко выражаясь, просто не поняли ее. А говорила она не только о безвкусице и пошлости многих надгробий, но и о "захвате территорий чиновниками". Да, проблема есть, и хотим мы того или нет, но когда-нибудь встанем перед неизбежностью ее разрешения. Тут, как говорил неповторимый Серо, придется или срочно построить крематорий, или срочно вернуть все наши потерянные территории. Мне думается, лучше если и то, и другое.
... Удивительно как много бессмертных людей говорили о смерти. Я имею в виду тех, кто своими гениальными деяниями шагнул в бессмертие. Но мне по душе слова Хримяна Айрика, который говорил, что надо учиться не только жить, но и умирать. Имея в виду - умирать за родину. Ученые в своих определениях сухо считают, что смерть - это прекращение жизнедеятельности организма, его гибель. Однако сегодня я совершенно о другом. Я о земле, которая называется родиной. И тут не могу не вспомнить, что среди любимых моих философов есть один не очень популярный, но, как отмечали его современники, очень шумный. Звали его Ксенофаном. А вот прозвище у него было просто уникальным. "Последний голос". "Послесловие". "Завершающий". По-гречески звучит "Колофон". Вот и вошел он в историю как Ксенофан Колофонский.
Надо было иметь большую смелость, чтобы в VI-V веках до нашей эры громить многобожие, выступать против антропоморфизма, то есть против тех, кто всяким там мифическим существам или даже природным явлениям придает сверхъестественные свойства. Словом, был до мозга костей реалистом. И за долгие века до обнародования текста "Библии" Колофонский писал о жизни и смерти очень четко: "Из земли все возникло и в землю все обратится в конце концов". Вот почему мы должны твердить все время, что не просто землю требуем у турок, а родину, что вандалы не просто разрушали хачкары, но оскверняли прах наших предков, лежащих под хачкарами на родине-земле. И вот почему надо сегодня твердо знать, что венцом жизни наших усопших предков является действенная память о них. Память, без которой разрывается связь времен, гасится чувство родины. В то же время нельзя переставлять решение проблемы земли и кладбищ на плечи будущих поколений, ибо им тогда решать ее будет еще сложнее.
... Что же касается Спюрка, то, думается, нам надо иметь атласы (сборник, энциклопедия, по истечении времени - альманах) всех кладбищ Спюрка. Пусть сама идея никого не пугает. Подобную работу можно проводить и на местах. В абсолютном большинстве стран есть наши посольства, церкви, консульства, почетные консульства, активисты, партии, организации. Ведь там, на чужбине, стала землей большая часть останков нашего народа. Да и ведь они все сыны и дочери нашей единой Святой Апостольской Церкви.
... И еще: Бабас и Гайк сняли целый фильм о том, как у многих народов (особенно у евреев) хоронят, мудро экономя землю. При этом там хранят и любовь, и уважение, и ровное, и равное отношение к усопшим.
... Последние строки писал уже в Сингапуре. Завтра экипаж
посетит армянскую церковь, которая возведена в ранг национального
достояния страны. И не только церковь. Но об этом в следующем репортаже.
