Сергей Манукян: «У современного джаза так много лиц!»

     Одно слово – феномен!
     На концерте «для затравки» он сначала просто сыграет и споет классический джаз – красивым вкрадчивым тенором. Но не обольщайтесь – покой вам только снится.
     Очень скоро начнется что-то совершенно невероятное: то вы вдруг услышите натурального соловья на фоне шумов и шорохов весеннего леса; а то артист зарычит диковинным зверем, всерьез заплачет обиженным малышом – на фоне того же классического джаз-ритма. Потом знаменитые рулады битлов зазвучат рядом с тонкой мелодикой хоралов древней Армении… Фантастика!
     На джазовой сцене Сергей Манукян играет в прямом смысле «всем своим существом». Таков жанр «инструментального вокала» – когда голос вдруг заменяет все остальные инструменты, «вбирая» их в себя, – или солирует, становясь главным «инструментом» оркестра.
     В этом жанре вот уже много лет всемирно известный джазмен выступает и на российской сцене, и на всех континентах; на десятках джазовых фестивалей – с неизменным шумным успехом, вызывая удивление и восторг публики. Подражателей у него, однако, нет – Манукяна действительно невозможно повторить: это будет смотреться как фарс. Зато есть последователи…
     Со взглядов самобытного музыканта на истоки современного джаза началось наше интервью перед одним из московских клубных концертов маэстро. В уютном зале царил интимный сумрак – и, разумеется, был аншлаг.
     
     Равель и хип-хоп
     – Сергей Владимирович, вы выступаете сегодня в рамках известного московского сезонного фестиваля Jazz in Motion – «Джаз в движении». Название довольно символическое: в каком же направлении, на ваш взгляд, движется современный джаз? Какие процессы в нем происходят?
     – Настолько сложные, что иногда даже трудно определить, что вот сейчас, именно в это мгновение, играется «исключительно джазовая» музыка. Сегодня у джаза так много лиц! Фактически он вбирает в себя все, что происходит в современной музыке.
     Я уж не говорю о том, что он вобрал в себя практически все те процессы, что происходили ранее в симфонической музыке, и несколько позже – в музыке импрессионистов.
     Скажем, находки Равеля и Дебюсси, музыкальные открытия Римского-Корсакова – многие из этих гармоний так или иначе присутствуют, живут в современной джазовой музыке. Поэтому рядом с классическими гармониями мы вдруг слышим в джазовых композициях и хип-хоп, и R&B… Потому что джаз – музыка очень глубокая и в то же время ироничная; достаточно серьезная и в то же время «воздушная», легкая…
     
     «Своя колея»
     – Как все-таки определить ваш собственный, довольно уникальный стиль?
     – На сцене есть такое вполне четкое понятие: «артист узнаваем». Оно предполагает довольно простую и вместе с тем обязательно уникальную вещь: человек, работая в рамках определенного стиля и жанра, делает нечто, чего не делает никто. Почему? Может, другим просто неохота?
     – По-моему, вы скромничаете.
     – Ну, уж не думаю, что все так сверхсложно, просто действительно уже давно как-то так устоялось, что у меня возникла своя музыкальная ниша. В этом направлении я работаю, мне это нравится. И очень хочется, чтобы это нравилось и тем, кто приходит на мои концерты. Пока вроде удается… И при этом совсем не обязательно, чтобы пение в одной и той же композиции каждый раз звучало одинаково: вариантов очень много!
     
     Элла Фитцджеральд и Кавказ
     – Вопрос как к мастеру «инструментального джазового вокала»: как вы пришли к этому жанру?
     – Поскольку джаз – в принципе импровизационная музыка, то если ты поешь джазовые композиции – естественно, что ты наделен определенной фантазией. И сам собой возникает вопрос: почему бы не попробовать поимпровизировать голосом? Мне эта идея пришла в голову очень давно, когда мне было лет 14–15: тогда у меня появилось желание спеть импровизации. Прежде всего потому, что я услышал, как импровизирует Элла Фитцджеральд, другие джазовые певицы и певцы. Так что эта идея, в общем-то, не нова.
     Тем не менее импровизации, которые, скажем, исполняю я, наполнены и нашей музыкой: близкой мне армянской, кавказской, русской мелодикой.
     – Есть ли в России музыканты, которые сегодня успешно работают в жанре «инструментального джазового вокала»?
     – Конечно, несколько певцов очень прилично импровизируют в этом жанре, причем каждый по-своему. Например, Вадик Капустин, Коля Масальский. В Барнауле живет интересный импровизатор Игорь Наумов. И ереванец Ваагн Карапетян, который часто выступает в Москве, прекрасно играет на фортепиано и тоже замечательно импровизирует голосом.
     
     На батуте ритмов
     – Скажите, то, что вы играете, – свинг или нет? Честно говоря, никак не могу найти четко определение этому таинственному джазовому понятию. Как-то пристала с этим вопросом к одному о-очень известному российскому джазмену – он надолго задумался, а потом все же ушел от ответа.
     – Могу сказать, как я это понимаю: свинг в переводе на русский означает «качаться». То есть – «качка» на ритме: когда задана ритмическая основа и ты можешь «вокруг нее» позволять себе некие аритмические вольности; это для меня и есть свинг. К нему прибегают так или иначе многие музыканты, потому что без этого уровня джаз просто неинтересен.
     Но это, безусловно, могут позволить себе только те люди, которые ритмически здорово подготовлены. Потому что если просто сказать: мол, давайте посвингуем – это будет смешно. А когда ты хорошо подготовлен – можешь позволить себе это состояние: немножко отстать, погулять в ритме, покачаться на нем – знаете ли, как на батуте. При этом у тебя идет некий внутренний счет (слушатель его не замечает), и когда необходимо, ты возвращаешься в «нормальный», ожидаемый ритм, о котором знаешь только ты один.
     В этом процессе я не вижу абсолютно ничего сложного: свинг уже давно стал направлением; свинг – это такая музыка, которую играют…
     – Последний вопрос: о чем вы мечтаете – на сцене и в жизни?
     – Ну, дерево я уже посадил, и сыновей вырастил, и дом построил. Дача у меня тоже есть… А мечтаю я о совершенно других вещах. Как всякий наивный человек – мечтаю стать лучше. И чтобы человечество стало лучше. Чтоб осознало наконец, что мы живем в довольно сложное время, когда надо быть особенно внимательными ко всем – и к себе в частности.
     Чтобы люди жили лучше, не воевали. И чтобы научились наконец-то договариваться, слышать друг друга. И с высоких трибун, и со сцены, и на улице. И просто дома.
     
     фото Артема СИЗОВА