110
лет назад в наши края добрался писатель и публицист Евгений МАРКОВ
(1835-1903, ) и опубликовал очерк "Зимнее путешествие по горам
Кавказа”. Одна из глав названа "Русская Армения”, в которой Марков
рассказывает о молоканах, к тому времени уже почти полвека обитающих в
нашей стране. Автор донес до нас живые впечатления о добрых
взаимоотношениях местного населения и сосланных пришельцев, приводит
множество интереснейших фактов о жизни молокан, обретших в Армении новую
родину.
...Местечко Дилижан — вроде маленького городка; ряды армянских
лавок, мельницы, почта, телеграф, сберегательная касса, много очень
своеобразных и красивых деревянных домов с разными галерейками в два
яруса, совсем новая церковь и, вдобавок ко всему, внизу, у речки — целый
отдельный городок каменных корпусов — казармы ардаганского полка.
Дилижан — весь в садах, в купах деревьев, весь на скалах и обрывах; он
напоминает живописные немецкие городки, спрятанные в лесных ущельях.
Отсюда дорога уже идет по гораздо более тенистому и суровому
дилижанскому ущелью. Везде превосходные мосты и превосходное широкое
шоссе, так что все время до самого перевала, на высоте 7.124 футов,
коляска наша поднимается рысью.
Мы выехали из Дилижана в четыре
часа дня. Резкие завороты на всем разбеге тяжелой коляски над зияющими
кругом многоярусными безднами вызывали несколько жуткое чувство, тем
больше, что далеко не над всеми обрывами поставлены ряды каменных
столбов, оберегающих экипаж от падения в пропасть.
— Как же вы тут зимою ездите, почту возите? — спросил я ямщика.
—
Зимою тут дюже плохо! — отвечал бородач. — Снегу столько, что столбов
не видно; в метель или в темную ночь того и гляди, в овраг свалишься,
особливо в тяжелом экипаже. Бывает, что и опрокидываются, и дорогу
теряют.
— А насчет шалостей тоже, небось, частенько бывает?..
—
Это вы про воров или разбойников!?.. Нет, Бог миловал, насчет этого у
нас спокойно... Ездим же вот мы каждоденно в одиночку, на обратных, и в
ночи темные, и в непогоду; лежишь себе, спишь, — а ничего, никто не
трогает... Баловаться тут не балуются...
Спуск с перевала в
Семеновку очень короткий. Не успели оглянуться — очутились внизу.
Почему-то здесь стало гораздо холоднее, чем наверху. Вероятно, это
объясняется более открытою местностью и близким соседством громадной
водной чаши озера Гокчи. Комнату почтовой станции, где отвели нам
ночлег, пришлось, по нашему требованию, порядочно протопить. Поднялись
утром, — снег везде кругом. Облако, густое и туманное, сидело на
Семеновке, закрывая дали. В Семеновке казацкий пост, оберегающий перевал
и сдерживающий весьма обычные в этой стране разбои татар, — пост
земской стражи, почтовое отделение, сберегательная касса; живут тут
частью армяне, но больше молокане.
— Каков этот народ молокане? — спросил я сторожа-армянина, подававшего нам утром самовар.
—
Народ честный, живут хорошо, обиды от них — никакой, — отвечал сторож. —
Вот татары, — те воруют, когда приходят в горы на летние кочевья. От
них и караулы ставятся. Казацкие разъезды по дороге разъезжают. Между
Дилижаном и Семеновкой ночами небезопасно тогда бывает; почту не иначе
как с конвоем казацким отправляют, тоже и экипажи срочные, а на всех
горах посты расставляют.
Какой-то торговец-армянин из ближайшего
местечка попросился у нас подвезти его до следующей станции. По его
словам, молокане — люди честные и с армянами живут ладно. Татары тоже с
ними не ссорятся, но из них бывают воры и разбойники. Все почти местные
товары перевозят в своих фургонах молокане; у них хорошие лошади и вся
нужная справа. Фургон стоит немало — от 350 до 400 рублей; от Эривани до
Акстафы берут они 30 коп. с пуда. Земля здешняя холодна, мало
плодородна; сеют больше пшеницу и ячмень, но родится не очень хорошо;
зима долгая, целых пять месяцев; овец приходится перегонять далеко, на
южные скаты гор, где зима всего два месяца. Откупают еще рыбу в Гокче;
платят 600-700 рублей за лиман (т.е. один из заливов озера); продают
рыбу в мае и июне по 1 р. 40 к., 1 р. 20 к. и даже 80 коп. за пуд.
* * *
Мы
ехали, окруженные белым облаком. Вдруг перед нами, глубоко внизу,
засверкала приподнятая краями к горизонту синяя гладь громадного
озера-моря. С первого взгляда Синее озеро смахивает на Мертвое море;
кругом его — такие же бесплодные, маложивописные горы. Прекрасное шоссе
со столбиками по краям вьется вверх по обрывистому берегу на очень
изрядную высоту. Такой удобный въезд на горный берег явился только
недавно, с проведением шоссе. До того же времени в обрывах частенько
ломали себе шеи и люди, и лошади. Особенно в зимнее время было опасно
ехать этим крутым берегом.
...Мы теперь на 7.124 фута выше
поверхности моря. У ног наших, посередине освещенного озера, вырезаются
темные силуэты романтически-живописного скалистого островка Севанка, с
типическими островерхими башнями его древних церквей.
Этот
"Сев-ванк”, или черный монастырь — один из древнейших исторических и
археологических памятников Армении. Он построен, по преданию, еще Св.
Григорием, просветителем Армении, и по его имени самое озеро Гокча
(Гок-чай, "синяя вода” — по-татарски) называлось в древности, да зовется
часто и теперь озером Севанк. В этой когда-то неприступной
крепости-монастыре спасались от опасности армянские цари и патриархи,
сохранялись подолгу царские и церковные сокровища и даже эчмиадзинские
святыни. Севанкский монастырь всегда славился строгим
пустынножительством и великими подвижниками иночества.
— Монастырь
очень богатый и старинный, — объяснил нам спутник-армянин. — На
праздники сходится столько народу, что деться некуда. А монахов — всего
семь. Скота у них много, рыбы, сад есть большой яблочный, виноградник,
огороды... Только не здесь, не на острове, ведь монастырю принадлежат и
на берегу, в разных местах, земли и дома.
* * *
Мы подъезжаем к
селу Еленовке, сплошь заселенному сектантами разных толков. Тут же
почтовая станция и шоссейная застава, тут почтовое отделение и пост
земской стражи. Местечко большое, хорошие дома из тесаных камней, с
светлыми городскими окнами, богатые хозяйства. Буфет на станции оказался
изрядный: свежая форель, которою это озеро славится по всему Кавказу,
яйца, сыр, местное вино. За все угощение с нас обоих взяли только 1 р.
10 к. Форель и вообще рыбная ловля — главное богатство этих мест. Все
здешнее крестьянство — сплошные рыбаки. Озеро не только поит их, но и
кормит. Эта громадная водная чаша, поднятая на высоту 7.124 футов,
залившая собою полторы тысячи квадратных верст, имеющая 66 верст длины,
30 — ширины и 220 верст в окружности, — в то же время драгоценный рыбный
садок, обилие которого не успели вконец истощить десятки веков самого
неблагоразумного людского хищничества.
Водится главным образом
форель различных видов и гораздо более дешевая и менее вкусная
рыба-храмуля. В последнее время, как и везде, количество рыбы в Гокче
значительно уменьшилось; старики еще помнят время, когда нельзя было
зачерпнуть кувшина воды в озере без того, чтобы в него не попала
маленькая рыбешка, а теперь случается, что и не попадается ничего в
целую тоню.
***
...Суровые окрестности озера, целые полгода
покрытые снегом, издавна служат местом ссылки из внутренней России так
называемых "вредных сект”. Семеновка, Еленовка, Никитино,
Константиновка, с. Ахты, Сухой-Фонтан — вот главные гнезда здешнего
молоканства, прыгунства и субботничества. Молокан стали ссылать сюда лет
пятьдесят тому назад; они сами выбрали себе эти холодные горные
равнины, климатом своим напоминавшие им родную Русь, и в то же время
богатые водами, пастбищами, лесами и тучною почвою, способною родить
пшеницу, коноплю, лен и всякие хлеба. Сектантам не пришлось, как другим
переселенцам с севера на юг, расставаться здесь с валенками, полушубками
и теплыми шапками, не пришлось забывать саней-розвальней, приучаться к
непривычной поливке полей или к аршинной перекопке земли под
виноградники. Они предпочли неведомому для них рису и винограду южных
низин давно знакомое обыкновенное полевое и луговое хозяйство, тем более
что их закон все равно запрещал им пить вино, а родимая гречневая каша
казалась им много вкуснее плова. Сектанты переселили таким образом на
далекое армянское плоскогорье непочатую и неподдельную матушку-Русь.
Здесь появились многолюдные оазисы самобытной и крепкой русской силы,
которая скоро внесла в местную жизнь, в хозяйство и обычаи страны много
своего, русского. Сила эта развернулась здесь шире, чем на родине,
потому что здесь никто уже не стеснял свободных проявлений духовной
жизни народа; "публичное доказательство раскола”, строго
преследовавшееся на родине, здесь, среди иноверцев, не представлялось
уже опасным ни правительству, ни духовенству, и хотя формально было
запрещено и на новых местах переселения, но уже налицо не было тут ни
ближайше заинтересованного в деле приходского священника, ни станового
пристава.
Предоставленные сами себе, сплоченные в многолюдное
общество распоряжениями правительства, молокане, и без того наклонные к
мистицизму и внутренней жизни духа, продолжали все глубже и дальше
вдаваться в умствования, непосильные для их непросвещенного ума, и
мало-помалу выделили из себя новый толк "прыгунов”, особенно усердных
"ревнителей вставной и чистой веры”.
Максим Рудометкин, житель
с.Никитино, сосланный потом в Соловецкий монастырь, был одним из
родоначальников и самых уважаемых пророков здешнего прыгунства. Его
духовные песни поются до сих пор на собраниях прыгунов армянского
плоскогорья.
Прыгунство не остановилось на выработанных им формах
богомоления, а мало-помалу стало переходить в субботничество; прыгуны
стали давать своим новорожденным младенцам древнееврейские имена,
праздновать еврейские праздники, уклоняясь от празднования воскресенья;
стали считать "жертвоприношением” всякое резанье быка, теленка или
барана.
Несмотря, однако, на полное отрицание православия, молокане,
прыгуны и субботники вовсе не проповедуют вражды против властей или
неповиновения им. В прыгунском кодексе веры, называемом "обряд”, также
есть глава о царе, в которой выражены те же верноподданические чувства,
как сообщают исследователи этого толка. Это не мешало, впрочем, хитрому
вождю прыгунов, Максиму Рудометкину, объявлять себя "духовным царем”
своего "духовного царства”, которым он управлял самым деспотическим и в
то же время грубо-корыстным образом. Он прогнал свою старую жену и взял
вместо нее двух красивых девушек под титулом "духовных жен”, а когда
одна из них надоела ему, то переменил ее на другую, молоденькую
"отогревательницу”, уверяя своих наивных последователей, будто он ни в
какой плотский союз с ними не вступает.
Немудрено, что при таких
повадках этого лукавого прыгунского вождя он обратил на себя внимание
властей и дал им повод хлопотать о его ссылке в Соловецкий монастырь.
В
глазах прыгунов ссылка эта еще больше подняла без того огромный
авторитет Максима Рудометкина, и из простого никитинского мужика он
мало-помалу превратился в "батюшку соловецкого мученика Максима
Гаврилыча”.
* * *
Молокане и прыгуны, населяющие плоскогорье по
дороге в Эривань, то есть так называемую "Долину цветов”, вообще держат
себя тихо, покорно и большею частью довольны своею участью. Но великое
им горе и глубокая обида наступает в летнее время, когда в один из самых
крепких центров сектантства, с.Константиновку, лежащую в ущелье
недалеко от почтовой дороги, переселяется весь официальный город
Эривань, положительно необитаемый в летние месяцы по причине невыносимой
жары и неисчислимых мириад комаров. В Константиновку, или Дара-чичаг,
ежегодно перекочевывают на лето губернатор и все губернские власти со
своими канцеляриями, окружной суд, почта, банки и проч.
Под квартиры
их отводятся дома сектантов. В глазах прыгунов и молокан это надолго
оскверняет их жилища. Начнут они у них курить "мерзкую траву табаку”,
пить вино, поминать за каждым словом черта, или по-ихнему "черного”,
жрать зайчину, свинину и всякую нечисть, воспрещенную заповедью Божьею.
Приходится старательно прятать от нечистых уст и нечистых рук кадушки,
кувшины, горшки, приходится уходить Бог знает в какие потаенные места,
чтобы скрыть от них свои молитвенные сборища.
***
За Еленовкою в
первый раз перед нами встало в знойных туманах дали бесплотное видение
священной горы Ноевой. Но из такой дали Арарат скорее чуется, чем
видится.
Дорога здесь очень оживлена. Поминутно встречаются арбы и
фургоны, нагруженные товарами, дилижансы и почтовые тройки, провожаемые
верховыми земскими стражниками.
Вот и станция Нижние-Ахты, — тоже
одно из гнезд молоканства. Все это уезд Нового-Баязета, который лежит
верстах в 35 от дороги. В Нижних-Ахтах — мировой судья, участковый
начальник, тюрьма и разные другие правительственные учреждения. Сначала
тянутся каменные жилища армян, а потом больше краснокрышие дома молокан с
хозяйственными дворами. В них квартируют и все местные чиновники.
Я разговорился с молодым чиновником, заведующим на станции почтовым отделением.
—
Здешние молокане очень трезвы, — сообщил он мне, — найдется, может
быть, на все население 2—3 пьющих, а вот в Еленовке, как я слышал,
пьянствуют. Тридцать лет назад пришли сюда совсем голые, в кибитках
жили, а теперь у всякого фургоны, лошади, скот, дома, деньги.
Хозяйничают отлично. Воздух Ахты считается самым здоровым во всей
эриванской губернии. "Долина цветов” всего ведь в семи верстах отсюда;
тот на горе, в лесках; там еще прохладнее и здоровее. Оттого и
переселяются туда каждое лето все эриванские власти.
Подготовила
Елена Шуваева-Петросян
