На небосводе национальной культуры погасла крупнейшая звезда... Вчера
в армянской земле нашел упокоение замечательный человек и композитор
Эдвард МИРЗОЯН. В земле, которой он отдал себя полностью — свои силы,
любовь, талант. Утешает одно: он прожил долгую счастливую и плодотворную
жизнь, любимый абсолютным большинством соотечественников. Предлагаем
читателям отрывки из воспоминаний Эдварда Мирзояна и других материалов,
публиковавшихся в "НВ”.
"С ДЕТСКИХ ЛЕТ Я БЫЛ ОЧЕНЬ УПРЯМ”
Я
ни с кем особенно не делился, но представить себе не мог, что доживу до
XXI века. О смерти я думаю с детства, потому что в детстве часто и
довольно серьезно болел. Где-то в возрасте одного года я заболел
дизентерией. Потеряв всякую надежду на спасение, меня уложили на стол,
накрыли простыней. Соседи пришли выразить сочувствие маме. И вдруг
слышат мой стон — а я, оказывается, очень рано начал говорить. "Что
хочешь?” — мама бросилась ко мне. "Хлеб... хочу...” Врач разрешил,
поскольку надежды уже не было — ведь есть при этой болезни никак нельзя.
Я поел. "Еще хочу...” И с этого момента стал поправляться. Потом
серьезно болел скарлатиной. Позже обнаружили порок сердца — ночами я
задыхался...
***
 С детских лет я был очень упрям. Мы жили на
Спандаряна, 15, в двухэтажном доме, туалет был расположен во дворе. Шел
дождь, поэтому в туалет я пошел в пальто и кепке, подошел к умывальнику.
Умываюсь. Мама вышла: "Сними кепку!” Мне не понравился тон. Второй раз
вышла: "Я тебе сказала, сними кепку!” В третий раз выходит, я — ноль
внимания. "Ах так!..” В руках у нее был чайник с заваркой. Она
опрокинула чайник в таз с помоями, содрала с меня кепку, и, основательно
окунув ее в эту жижу, швырнула как можно дальше. Кепка застряла на
соседском заборе. Я, как ни в чем не бывало, удалился. Сели пить чай.
Молчание, никакой реакции родителей. Две недели с лишним эта кепка
висела на заборе — грязная, кривая, с засохшими под палящим солнцем
чаинками... Это тот редкий случай, когда я не понес никакого наказания
за проявление своего строптивого характера.
***
Дома мне ничего
не говорили. Летом еду в Гори, к бабушке, там получаю письмо от Тальяна,
который писал, что когда вернусь, должен написать сонату для скрипки и
фортепиано. Когда я прочел, это было как гром среди ясного неба. Я ему
тут же письменно ответил, что не чувствую себя готовым писать сонату. И
вот я возвращаюсь, происходит разговор в его (завуча) кабинете.
Разразился настоящий скандал, Вардкес Григорьевич так рассердился, что
линейкой ударил по столу! Хрустнуло что-то — то ли линейка, то ли стекло
сломалось. "Должен написать!” Не посмел отказаться — пришел домой, сел
за инструмент и начал работать. На урок принес начало: "Молодец,
Амбарцум!” (он всех учеников так называл) — заорал буквально. В
следующий раз написал побочную партию: "Молодец, Амбарцум!” Я сделал
экспозицию и с перепугу влез в разработку. И тут он меня остановил: "А
теперь давай поработаем”. Сокращения делал так мастерски, у него было
великолепное чувство формы, вкус. ...Соната была завершена, ее исполнил
концертмейстер Симфонического оркестра Армфилармонии Саак Хорозян, дядя
(брат матери) Авета Габриэляна. Так Вардкес Тальян определил мою судьбу.
***
Как многому я научился у Сараджева! Он приглашал меня к
себе домой, и мы в четыре руки играли клавиры симфонических
произведений. Мы долгие часы провели вместе. Сейчас вспомнил один его
совет как один из принципов изложения музыкальной мысли — 4/8 в
трехдольном изложении; советы касались и ритма, и композиции, и
инструментовки. Он был фанатик, готовый помочь каждому — я впадаю в
крайности, но это правда. Ему было неважно, человек талантлив или нет —
раз просят, он без колебаний помогает, несмотря на предельную занятость —
лишь бы быть полезным. Я, признаться, почувствовал, что он проникся ко
мне симпатией, он мне очень помог.
***
КАК НАС ПРИНИМАЛ ПРЕЗИДЕНТ КЕННЕДИ
4
февраля состоялся концерт комитасовцев в зале Госдепартамента в
Вашингтоне. После исполнения моего "Квартета” меня вызвали на сцену.
Сопровождающий нас литератор Ваан Казарян — в дальнейшем редактор газеты
"Лрабер”, сказал мне: "Раскланиваясь, ты стоял на том месте, где каждую
неделю президент Кеннеди проводил пресс-конференцию”. Как говорится,
деталь, но все же...
В числе поздравляющих нас вечером после
концерта оказался помощник президента. Для нас это было неожиданностью.
Он тепло отозвался о концерте, спросил о наших дальнейших планах.
"Завтра в первой половине дня хотим посетить Белый Дом и здание
Конгресса”, — ответили мы. Помощник президента напомнил, что в рабочие
дни экскурсии в Белый Дом не проводятся. "Что поделаешь? Ограничимся
посещением здания Конгресса”. Тут он задумался и сказал, что позвонит
нам завтра в 11 часов в гостиницу. На следующий день ровно в 11 раздался
звонок, и переводчица передала нам его просьбу: в пять минут первого
быть у входа в Белый Дом.
Точно в назначенное время мы в
сопровождении Ваана Казаряна были у Белого Дома, где нас ожидал помощник
президента. Нас пропустили, и мы пошли по коридору, рассматривая
картины, висевшие справа и слева.
Ваан Казарян сказал: "Кажется,
президент Кеннеди примет вас”. — "Шутишь...” Ваан: "На этот раз я
убежден, что президент Кеннеди примет вас”.
Буквально через
несколько секунд помощник президента отворяет дверь, и мы входим в
сравнительно небольшую приемную: стол и вокруг кожаные кресла. Постояли.
Открывается дверь, и из соседней комнаты входит высокий, стройный,
бледный, приветливый, озабоченного вида человек — президент Кеннеди.
Состоялась
непринужденная беседа. После того как он поприветствовал нас, сразу
пошли вопросы: "Как проходит ваша поездка? Как вам наша страна? Как вы
устроились в гостинице?” На все мы: "Спасибо. Хорошо!” — "Как концерты
проходят?” — "Хорошо”. И вдруг: "Как акустика зала Госдепартамента?”
Ответ квартетистов и мой оказались различными. Квартетисты: "Хорошая”.
Я: "Неплохая”. Разумеется, переводчица перевела то, что сказали
квартетисты. И вдруг Кеннеди, показывая на меня пальцем, спрашивает у
переводчицы: "А что сказал этот мистер?” Она перевела. Кеннеди: "А вы
что имеете в виду, почему вы так выразились?”
Дело в том, что весь
зал (включая сцену целиком) был покрыт серого цвета ковролитом. И я
выразил предположение, что поэтому звук поглощается и возникает
глуховатость, отсутствие резонанса. Я это объясняю, и вдруг Авет
Габриелян со свойственной ему непосредственностью говорит: "Да, пожалуй,
я тоже не очень хорошо себя слышал”. Кеннеди улыбнулся: "Давайте
договоримся, что акустика этого зала плохая”. И все засмеялись.
После
этого Кеннеди сделал знак рукой, помощник зашел в комнату, откуда до
того появился Кеннеди, и, тут же вернувшись, что-то передал президенту.
Это были зажимы для галстука с изображением катера, на котором была
выгравирована фамилия Кеннеди. Как известно, во время войны Кеннеди
служил во флоте, катер его затонул, и он спас жизнь черному матросу.
Этим, кстати, объясняется особая расположенность черных к президенту, и
это же обстоятельство, возможно, сыграло роль в его трагической судьбе.
Вручив
каждому из нас эти зажимы, Кеннеди сказал: "Передайте вашему народу
несколько добрых слов о нашем народе и скажите, что мы хотим жить с вами
в мире”.
Далее мы поехали и осмотрели здание Конгресса, где наше
внимание привлекли находящиеся под большими стеклянными колпаками
уникальные музыкальные инструменты — скрипки, альты, виолончели работы
Страдивари. Нам объяснили, что раз в год, по особым случаям, на этих
инструментах исполняют музыку.
Потом мы направились в Советское
посольство. Здесь я подошел к сидевшему у дверей дежурному и говорю: "Вы
знаете, где мы сейчас были, с кем встретились и кто нас принимал?” —
"Неужели Кеннеди?” — спрашивает он. — "Да!” И вот реакция дежурного во
всеуслышание: "Кеннеди продолжает пижонить”.
Встреча с Кеннеди
длилась не более 10-15 минут. На нас она произвела глубокое впечатление.
Он был очень приветлив, обаятелен, прост в общении. Вспоминая
напряженные взаимоотношения наших стран после событий на Кубе,
Карибского кризиса, инициативу президента, его встречу с нами можно было
расценивать только как акцию доброй воли. Врезались в память его слова:
"Передайте вашему народу...”
В армянской прессе об этом писали. В центральной — вряд ли: это была неофициальная встреча.
СЕКРЕТ ОБАЯНИЯ
Есть
сочетания имен и фамилий, своеобразные логотипы, которые со временем
настолько глубоко забиваются в память, что никак, даже силой, их оттуда
не вытащить. Среди самых приятных и благозвучных — одно чрезвычайно
симпатичное для подавляющего большинства нашего общества. Это — Эдвард
Мирзоян, замечательный композитор и замечательный человек.
В 1956
году в жизни молодого композитора случилось событие, если не
перевернувшее ее, то по крайней мере резко ее изменившее — он стал
председателем Союза композиторов. Сегодня трудно восстановить гамму
чувств, охвативших по этой причине армянских композиторов. Очевидно, она
могла колебаться между сомнением и восторгом. Как бы ни было, но он
чуть ли не сразу нашел ту самую верную ноту, которая позволила ему
успешно пропредседательствовать треть века и создать собственными руками
образ лидера-демократа задолго до торжества демократии на армянской
земле. Наша история знала всяких руководителей, и в частности суровых
партийцев — субъектов без тени юмора и обаяния, которых показывать белым
людям было стыдно и опасно. Мирзоян явил бывшей империи и миру тип
армянского интеллигента не в первом поколении: обаятельного,
остроумного, всегда элегантного и, главное, талантливого — тип не
частый, скорее, редкий, а по сегодняшним меркам просто-напросто
уникальный. Секрет же обаяния Эдварда Мирзояна вроде прост и доступен, и
тем не менее тонок и ускользает, и в этом есть какой-то непонятный шарм
и загадка. В председательском кресле он оказался мудрейшим из мудрых.
Армянский Союз процветал и в Советской стране, числился среди передовых.
Откровенная симпатия московских музыкальных властей имела множество
проявлений, среди которых и весьма ощутимые — два жилых дома и Дом
творчества в Дилижане, построенных чуть ли не исключительно на союзные
музфондовские деньги — свидетельство дипломатического таланта
председателя и его высокого профессионального авторитета.
В
мирзояновские годы не было в Союзе ни яростной борьбы с формализмом,
которая так усердно проводилась в те достопамятные времена, ни вообще
какого-либо диктата. Союз композиторов благоденствовал и пользовался
далеко не адекватными благами. Да, были другие времена. Да, государство
отваливало денежки. Да! Но при том был и Мирзоян, и коллектив, где
дворцовые интриги сводились к минимуму, и было желание помочь людям. Его
доброта не феномен "доброго дядюшки” — она всегда осознанна и
принципиальна.
Окружение, друзья в первую очередь, всегда считали и
считают, что все его деяния изначально имели одну важнейшую отправную
точку — ту, где концентрировались доброта и отзывчивость.
Добропорядочные члены Союза, а также авангардные хулители и
ниспровергатели авторитетов могут привести массу уже почти
хрестоматийных примеров-иллюстраций. Он всегда знал свое окружение и в
известной степени жил его жизнью. И каждый персонаж — от маститого мэтра
до "домтворческой” официантки — получал свою долю мирзояновского
отношения и положительных эмоций.
Мирзоян, жизнь это доказала,
человек общественный, целиком посвятивший себя коллегам и сфере музыки,
заметим, в ущерб своему творчеству. Элементарный подсчет покажет, что
собственных опусов было бы намного больше. Может даже шедевров, подобных
"Симфонии с литаврами”, которую сегодня играют самые знаменитые
оркестры мира. Если бы не всякие административные заботы, которые
усложнялись, кроме всего прочего, и менталитетом отечественных
служителей Евтерпы. Долготерпение и гражданское мужество Мирзояна
поистине потрясают, ибо провести без потерь через финансовые,
идеологические и прочие рифы любой армянский челн — дело хитрое и
небезопасное.
Карэн МИКАЭЛЯН
"Я ВЛЮБИЛСЯ В ЭДИКА С ПЕРВЫХ МИНУТ ОБЩЕНИЯ”
Когда
мой руководитель по киностудии Андрей Золотов предложил сделать картину
о депутате Верховного Совета Эдварде Мирзояне, человеке в общем-то
своем в верхушке властных структур, я твердо решил, что делать картину
не буду. Нет ничего скучнее — терпеть не могу такие сюжеты с сусальными
образами, штампованными речами и наперед известными фразами с
расшаркиванием перед начальством. Но чтобы как-то аргументировать свой
отказ, я должен был все-таки с ним встретиться хотя бы раз. ...И я
влюбился в Эдика с первых же минут нашего общения.
Мы снимали
картину семь месяцев. Эдик доверился мне абсолютно. Я на каком-то
интуитивном уровне безошибочно выстраивал сюжет, сопровождая его всюду:
куда он, туда и я. Снял отличный материал со скрытой камерой в его
кабинете, куда приходили музыканты с компроматом на коллег. Но, по
настоянию Мирзояна, с этим отрезком пришлось расстаться. Единственное,
куда я за ним не пошел ни в какую, — это в кабинеты начальства. Не хотел
и не пошел. И где-то в середине съемок я ему честно сказал, про что
получается картина: о том, как талантливый композитор изменяет
собственной жизнью своему творчеству. В его сиюминутном существовании
есть место миллионам забот о сотнях людей, но никак не сочинительству.
И в этом смысле картина не только про Эдика, в значительной степени она автобиографична — она про меня самого...
Алексей СИМОНОВ,
кинорежиссер, правозащитник
"СКОЛЬКИМ ЛЮДЯМ ОН ПОМОГ В ЖИЗНИ...
Есть
люди, которых Бог создал собственными руками, бережно и с любовью, не
по шаблону, а штучно. Обычно он их наделяет приятной внешностью, особым
талантом и щедрой-щедрой душой. И, конечно, необычной силой любви к
жизни и к людям. То есть Бог создал их как пример для нас, простых
смертных...
Эдвард Мирзоян — одно из таких рождений. Какое счастье
для нас и какая слава им за то, что они, как подобает армянам, служили
своей нации, за то, что Мирзоян, будучи сам большим композитором, щедро
наградил нас рождением своего таланта, радуясь и наслаждаясь победами
друзей. Какая высокая культура дружеских и просто человеческих
взаимоотношений благодаря Мирзояну! Иди и верь после этого, что человек,
наделенный большим талантом, бывает эгоистично сосредоточен только на
себе...
Еще одно вспомнилось. После погромов в Сумгаите и Баку я
также занимался судьбой беженцев, мы делали все возможное, чтобы как-то
облегчить положение этих несчастных людей. В фонд, которым я руководил,
приходили люди, спасшиеся от ада, потерявшие все, что заработали
(приходили в галошах на босу ногу — как успели, вырвались). В один из
дней Эдик пришел ко мне домой и, несколько стесняясь, протянул мне
тысячу рублей. "Эдик, — говорю, — это для тебя большие деньги, может...”
Он не дал мне докончить, прервал меня своим тихим, спокойным голосом:
"Ты только никому ничего не говори, здесь нет ничего особенного... Мы
должны... Они наши сестры, наши братья...” Как мне кажется, он забыл
этот случай. Наверное, забыл, ведь скольким людям он помог в своей
жизни.
Сос САРКИСЯН,
актер, режиссер
"В ЕГО МУЗЫКЕ МНОГО БЛЕСКА”
...В
молодости с Эдвардом Михайловичем у меня сложились несколько странные
отношения — после каждого моего выступления он каким-то изучающим
взглядом смотрел на меня и не говорил, понравилось мое выступление или
нет. Единственное, что он говорил мне: "Ты делаешь вид, что гениального
композитора играешь. Всех как будто превращаешь в гениев”. Но сейчас он
подробно анализирует каждое мое исполнение и раскрывает мою собственную
душу, точно определяя состояние, в котором я находилась. Он так тонко
чувствует все мелочи, звонит после концерта и детально анализирует
произведение...
К Мирзояну я привязана чисто по-человечески — он
такой доступный, простой в общении, в нем так много жизненной мудрости,
так много близкого мне. Тигран Мансурян недавно говорил: "Как важно, что
мы имеем возможность услышать его слово, его мудрый совет”.
Действительно, он обладает каким-то гипнотическим обаянием, эта
звездность притягивает. С ним все хотят советоваться. Не каждый
талантливый человек обладает этим качеством — а к Мирзояну все тянутся.
В
его музыке много блеска, ее надо играть с блеском. Но при кажущейся
легкости там есть подводные рифы, их на первый взгляд не рассмотреть:
полифонические, ритмические. Вообще он насквозь полифоничен — в мышлении
вообще и в композиторском мышлении в частности. Неоднозначна каждая его
мысль, неожиданно пришедшая идея, масштабная и в горизонтальном, и в
вертикальном измерениях...
Медея АБРАМЯН,
виолончелистка
На снимке: Эдуард Мирзоян с Арно Бабаджаняном.
http://www.nv.am/lica/22728-introdukciya-i-vechnoe-dvozhenie
|
