Однако многообещающие реформы провалились, но не только из-за злобного отношения турок к армянам, а также из-за сильного нежелания кайзеровской Германии разрешить Армянский вопрос. Дальнейшие события, преследования и геноцид армян доказали это. Политика Германии стала одной из движущих сил в реализации армянской катастрофы. Так что Германия в свою очередь должна повиниться за беды, причиненные армянскому народу.



БЕСПОКОЙСТВО РОССИИ

Полное бесправие и свирепый произвол турецких властей и курдских помещиков, на землях которых армяне несли обязанности крепостной рабочей силы, поддерживали среди них нестихавший ропот, которым пользовались, естественно, для своих целей как местные, так и зарубежные революционные организации, возникшие на почве этих беспощадных притеснений. На нашем Закавказье существовало несколько групп наиболее крупной революционной организации, известной под названием "Дашнакцутюн”, которая содержала своих агентов во всех центрах армянского населения по ту сторону турецкой границы. Деятельность этой организации была известна русскому правительству, которое не без некоторого беспокойства следило за ее развитием, так как следы его неоднократно обнаруживались и в пределах России, среди нашего собственного армянского населения, причем иногда бывало трудно определить, предназначалась ли агитационная деятельность дашнакцутюнцев к вывозу в Турцию или преследовала домашние цели.
Восстание армян в пограничных с Закавказьем малоазийских вилайетах, всегда возможное в силу невыносимых условий жизни армянского населения Турции, грозило зажечь пожар и по ту сторону нашей границы, где многочисленные и зажиточные русские армяне неизбежно оказали бы своим восставшим братьям деятельную помощь в их борьбе с турецкими притеснителями.
Закавказье с его пестрым и плохо замиренным населением представляло опасную почву для всевозможных смут и волнений, и наша местная администрация была крайне заинтересована в том, чтобы пограничные с нами турецкие области не сделались театром вооруженного восстания. Едва ли надо указывать на то, что такое восстание почти неизбежно привело бы к войне между Россией и Турцией, т.е. к таким последствиям, которые русское правительство желало во что бы то ни стало предотвратить.
Из вышесказанного следует, что ни один только гуманитарный интерес к судьбе несчастного христианского населения, как бы жив он ни был, но и желание поддержать порядок на наименее спокойной из наших окраин привел императорское правительство к сознанию необходимости взять в свои руки почин переговоров относительно проведения коренных реформ в армянских вилайетах. Оно решилось на этот шаг ввиду своей наибольшей заинтересованности в достижении этой цели, а также потому, что ему было хорошо известно, что ни одна другая держава не пожелала бы подвергнуть риску свои добрые отношения с Турцией, подняв весьма неприятный Порте вопрос об осуществлении армянских реформ, несколько раз уже намечавшихся и, по 61-й статье Берлинского договора, принятых ею на себя как обязательство по отношению ко всем великим державам и тем не менее никогда не выполненных по укоренелой привычке всякого турецкого правительства.
Предвидя, что наш почин вызовет неудовольствие и подозрительность берлинского кабинета, который все более входил в роль официального покровителя Турции, и не желая усложнять и без того трудную задачу, взятую на себя Россией, я поручил в конце мая 1913 года нашему послу в Берлине, С.Н.Свербееву, предупредить германское правительство о нашем решении взять почин реформ в духе тех проектов, которые были предусмотрены берлинским договором и турецким законом 1895 года, изданным под давлением держав Тройственного согласия вслед за массовым избиением армян, и к выполнению которого еще не было приступлено. Свербеев должен был разъяснить вместе с тем, что мы стремились избежать всякого соперничества европейских правительств в этом вопросе, объединить обе группы великих держав в общем усилии добиться улучшения положения армянского населения Оттоманской империи путем разумных и справедливых реформ и что беря почин в этом деле, императорское правительство не имело намерения нанести ущерб правам Турции, а желало в ее собственных интересах предупредить возможность опасных осложнений на ее границе.
Французское и британское правительства отозвались сочувственно на наше предложение и дали своим представителям в Константинополе соответствующие инструкции. Послы держав Тройственного союза равным образом получили разрешение принять участие в обсуждении предполагавшихся реформ под следующими условиями: 1) сохранения верховных прав султана над Арменией и 2) участия в совещаниях турецкого представителя.
Отдавая отчет об исполнении возложенного на него поручения, наш посол сообщил мне, что германский статс-секретарь по иностранным делам не выразил сочувствия нашему намерению, хотя и признался, что и до Берлина доходили тревожные известия из армянских вилайетов, которые, однако, по его словам, не могли всегда быть проверены. Вопрос о реформах представлялся ему затруднительным, и во многих случаях сами армяне действовали вызывающим образом. К тому же, заботясь об армянах, державам не следовало также упускать из виду интересов курдского населения. Неудовольствие г-на фон Яго, по мнению нашего посла, объяснялось тем, что германское правительство, по-видимому, само имело намерение в той или иной форме поднять вопрос об армянских реформах, и поэтому не могло быть довольно, видя, что мы предвосхитили его планы. Неожиданный интерес Германии к армянам объяснялся тем, что, не желая возбуждать раздражения турок чересчур широкими реформами, берлинский кабинет вместе с тем был не прочь снискать расположение армян, которые являлись в Турецкой империи одним из наиболее ценных в культурном и экономическом отношениях факторов.

РАВНОДУШНОЕ ОКО ГЕРМАНИИ

Русский почин в вопросе об армянских реформах сразу изменил отношение германской дипломатии к этому вопросу. Вместо поощрения Германия стала обнаруживать желание доказать армянам, что без опоры из Берлина им никогда не достигнуть осуществления их желаний, и начала тормозить дело реформ тем, что предупредила великого визиря о предстоявшем русском почине.
Тем не менее в Константинополе все же собралась международная комиссия для разработки армянских реформ. Составленный по поручению посла первым драгоманом русского посольства А.Н.Мандельштамом проект этих реформ был внесен в конце июня в комиссию, заседавшую в доме австро-венгерского посольства в Ени-Кее. Основные черты русского проекта сводились к тому, что из шести так называемых армянских вилайетов была составлена, в административном отношении, одна провинция, поставленная под управление христианского генерал-губернатора, назначаемого султаном на пять лет с согласия великих держав. В его руках была сосредоточена вся исполнительная власть. Наряду с ним избираемое поровну из христиан и мусульман провинциальное собрание должно было исполнять законодательные обязанности в вопросах местного значения. Выработанные им законы утверждались или отвергались властью султана. В вилайетах и санджаках были предусмотрены административные советы, также составленные поровну из христиан и мусульман, избранных населением. С точки зрения свободы вероисповедания, правосудия, народного образования, воинской повинности, землевладения и землепользования, а также финансового обложения русский проект предоставлял армянскому населению вполне достаточные гарантии, из которых главная состояла в том, что выполнение всех означенных пунктов реформы обеспечивалось контролем великих держав.
С первого же заседания комиссии стало очевидно, что работы ее обречены на неудачу. Невозможность согласовать точку зрения русского проекта, поддерживаемую Францией и Англией, с требованиями Германии и ее союзницы Австро-Венгрии, преследовавших цели, несовместимые с этим проектом, свела дальнейшие заседания комиссии к одним словопрениям, бесплодность которых действовала угнетающим образом на тех из ее членов, которые смотрели серьезно на ее задачи и искренне желали заблаговременными реформами предупредить возможность нового кровопролития в несчастной стране, коренное население которой периодически подвергалось самому безжалостному истреблению. Через несколько дней после открытия заседаний комиссии русское правительство получило через германское посольство в Петрограде ноту, в которой сущность русского проекта подвергалась критике и которая кончалась выражением пожелания, чтобы державы в вопросе армянских реформ "считались, в одинаковой мере, с желаниями Турции”.
После восьми заседаний Ени-Кейская комиссия была вынуждена прекратить свои работы за полной бесцельностью их продолжения. Каждый из пунктов русского проекта армянских реформ вызывал определенно отрицательное отношение германского представителя, и проект в том виде, в котором он оказался после внесенных в него немцами бесчисленных изменений, утратил всякий смысл и практическое значение. Надо было положить конец этой недостойной комедии.
Между тем положение в армянских вилайетах не только не улучшалось, но послы великих держав в Константинополе ежедневно получали от подведомственных им консулов донесения о непрекращавшихся насилиях над армянским населением. Турецкое правительство не только не препятствовало этим бесчинствам, но под рукой их поощряло, а германское посольство в Константинополе смотрело на насилия турок и курдов над армянами равнодушным оком.
Не добившись толку в Ени-Кейской комиссии, русское правительство решило не останавливаться перед этой неудачей, а стараться иными путями достигнуть поставленной себе цели установления европейского контроля над действиями турецкой администрации в армянских вилайетах.
Для этого министерство иностранных дел поручило русскому послу в Константинополе договориться непосредственно с германским послом, бароном Вангенгеймом, относительно совместной выработки программы необходимых реформ. Такая программа, хотя и не без труда, была выработана и сводилась к следующим основным пунктам: 1) вместо одной области армянские вилайеты были разделены на две части, с назначением Портой во главе каждой из них генерального инспектора из христиан иностранных подданных, по рекомендации держав, с правом отозвания всех должностных лиц, самостоятельного назначения на низшие должности и представления кандидатов на высшие административные и судебные должности для утверждения султаном; 2) создания в каждой части собрания из местных христиан и мусульман поровну; 3) равное распределение всех должностей между христианами и мусульманами; 4) признание за державами права наблюдения за применением реформ, послами — в Константинополе и консулами — на местах; 5) за явление Порты о своем намерении согласоваться с державами по вопросу о введении дальнейших реформ в армянских вилайетах. Эти пункты были приняты великими державами без возражений.

СУЖЕННЫЕ РЕФОРМЫ

Хотя программа реформ и вышла значительно суженной из германо-русской переделки, она была тем не менее приемлема для русского правительства, так как даже в этом несовершенном виде вносила существенное улучшение в быт армян турецких подданных. В моих глазах признание Портой принципа европейского контроля над действиями турецкой администрации было существеннее подробной разработки отдельных пунктов административной реформы, применение которых все равно легко могло бы давать, даже при самых благоприятных обстоятельствах, повод к препирательствам между державами и Портой. Несмотря на все свои недостатки, укороченный проект все же отвечал своей главной цели тем, что полагал конец бесконтрольному хозяйничанию в армянских вилайетах грубой и подкупной администрации и необузданному произволу местного мусульманского населения. Этот проект должен был служить первым шагом на пути введения основных начал гражданской жизни среди несчастного христианского населения, вынужденного жить долгие века наперекор всем Божеским и человеческим законам. За этим первым шагом должны были неминуемо последовать дальнейшие, и перед армянами наконец раскрылась бы возможность более мирного и обеспеченного от внешнего насилия существования.
Мы знаем, что, к несчастью, этой возможности не было суждено осуществиться и что вместо получения ожидавшегося избавления армянский народ должен был внести в общую массу человеческих бедствий, вызванных великой войной, еще свою огромную долю неописуемых страданий.
Несмотря на нескрываемую злую волю, с которой турецкое правительство отнеслось к тому скромному проекту, на который русской дипломатии удалось вырвать согласие германского правительства, и на всевозможные затруднения и препятствия, которые оно чинило их принятию, нашему поверенному в делах, Гулькевичу, посчастливилось довести дело армянских реформ до конца, и в начале 1914 года им и великим визирем было подписано соглашение, текст которого затем был сообщен всем великим державам.
Ко всему сказанному остается в заключение прибавить, что дав свое согласие на совместную выработку проекта реформ германским и русским послами в Константинополе, берлинский кабинет не только не сделал ничего для того, чтобы поддержать этот проект перед Портой, а наоборот, всеми силами тормозил его принятие, и что подпись германского представителя не значится на акте 8 февраля 1914 года, превратившегося из русско-германского проекта в русско-турецкое соглашение.
Когда я восстанавливаю в моей памяти долгие перипетии, предшествовавшие подписанию армянского соглашения 1914 года, мне приходит на ум разговор, который у меня был осенью 1911 года с германским канцлером во время одного из моих кратких посещений Берлина проездом из Франции. Говоря г-ну Бетману-Гольвегу о необходимости более доверчивых отношений, в интересах европейского мира, между германским и русским представителями в Константинополе, я услышал от него следующее замечание, поразившее меня своею неожиданностью: "Конечно, это было бы очень желательно, тем более что до сих пор мы всегда бывали вами оставляемы без внимания (wir sind immer vernachlassigt worden)”. Всякое лицо, даже поверхностно знакомое с дипломатической жизнью турецкой столицы, за десять лет, предшествовавших европейской войне, поймет несуразность этого замечания, хорошо зная, что германские послы в Константинополе, и в особенности знаменитый барон Маршаль фон Биберштейн, играли роль не обыкновенных представителей европейской великой державы, что само по себе было на Востоке очень высоким положением, но, кроме того, — личного представителя императора Вильгельма II, объявившего себя покровителем ислама. Соответственно взятой на себя их государем новой исторической роли, германские послы старались создать себе особое положение среди своих товарищей и обособиться от них, насколько это было возможно, окружив себя особым престижем в глазах турецкого правительства и сведя к неизбежному минимуму свои отношения с местным дипломатическим корпусом. Напомнив об этом г-ну Бетману-Гольвегу, я предоставил ему судить, легко ли было при этих условиях нашим послам в Турции установить необходимую в известных случаях для интересов как наших, так и всей Европы близость с германским представителем. Говоря о недостаточности общения между германскими представителями и их товарищами держав Тройственного согласия, имперский канцлер, может быть, и не кривил душой, но барон Маршаль и барон Вангенгейм имели на этот счет свое особое мнение и мало считались со взглядами своего начальника. Действия германской дипломатии не были во время управления внешней политикой империи г-ном Бетманом-Гольвегом объединены его руководящей волей, и знаменитая немецкая дисциплина, бывшая предметом удивления и нередко зависти других правительств, не распространялась на министерство иностранных дел.
* * *
В первых числах июня, по старому стилю, в Россию прибыл король Саксонии Фридрих-Август. Он приехал благодарить Государя за посылку русской военной депутации на торжества, которыми Германия праздновала в 1913 году столетнюю годовщину Великой битвы народов под Лейпцигом, где союзные державы нанесли тяжелое поражение тогдашнему поработителю Европы Наполеону I и где Россия, выгнав французов из своих пределов, продолжала вести борьбу с "врагом рода человеческого” уже не ради собственного сохранения, а ради избавления от его ига Германии.
Король провел в России два дня и был помещен в большом дворце Царского Села. Его приняли со всем почетом, подобавшим главе древней династии, сыгравшей в истории Европы немаловажную роль и низведенный в разряд второстепенных владетельных домов после объединения Германии под главенством Пруссии.
Кроме обычных придворных торжеств, в честь короля был устроен парад стоявших в Царском Селе гвардейских частей. Смотря на это великолепное зрелище из окон моего летнего помещения в том же дворце, я любовался красотой и удальством наших войск, не подозревая, что через несколько недель этот цвет русского воинства должен будет выступить на защиту России против наступающих армий той страны, к которой принадлежал государь, которого чествовала эта прекрасная и жизнерадостная молодежь. Что сталось с ней? Добрая половина ее сложила свои головы на полях сражений с германским врагом, а другая погибла в еще более ужасной борьбе с внутренней крамолой за честь и свободу родины.
Добродушный и простоватый на вид король с видимым удовольствием следил за этой единственной в своем роде картиной. Я слышал, что еще находясь под впечатлением лестного и радушного приема, оказанного ему в России, он отнесся, по возвращении в Саксонию, с порицанием к той политике, которая велась германской имперской властью и которая не могла иметь иного исхода, кроме мировой катастрофы. За это следует помянуть его добрым словом.
На снимках:  Николай II в Ливадии

Подготовила
Елена Шуваева-Петросян

http://www.nv.am/index.php?option=com_content&view=article&id=16597:2011-12-08-09-04-14&catid=6:2009-06-06-11-26-42&Itemid=9